В центре каменного диска я прожег отверстие, в нем закрепил конец стометрового тонкого и легкого шнура, выдерживающего груз в сто пятьдесят килограммов (шнуры такие у нас входили в аварийный комплект). Теперь мне нужно было метнуть диск так, чтобы он пролетел в промежуток между стволом и суком. Потом, подтянув диск шнуром к развилине, чтобы он там надежно застрял, я смог бы закрепить второй конец здесь и перебраться на другую сторону.
Найдя небольшой пятачок на краю ущелья, я крутанулся один, другой раз и метнул мой самодельный диск. Недолет! Пришлось тянуть его обратно. Вторая попытка — не попал в развилку. И вот тут-то меня обуяла спортивная злость.
Мои товарищи в беде, может быть, им угрожает смерть, а тут вертолет вышел непонятным образом из строя, таблетки «Энерган» испортились, путь то и дело преграждают идиотские расселины!.. И вот теперь никак не могу попасть в эту дурацкую развилину!
А между тем аварийный передатчик работал где-то в десяти километрах от меня, ребята по-прежнему не подавали голоса… Кратко сообщив о моем положении на «Лебедь», я решил, что сейчас состоится моя последняя попытка. Если она закончится неудачей, придется искать другое место переправы.
Две минуты глубокого дыхания и аутотренинга. Теперь — точное вращение и… бросок!
Каменный диск взмыл над пропастью, прочертив шнуром тонкий волнистый след. Как мне хотелось взглядом направить его точно между стволом и ветвью! И он попал туда, попал! Понимаете, я ни с кем не соревновался, но я чувствовал себя победителем, я воздел руки кверху, подпрыгнул, издал ликующий вопль. На мгновение мне показалось, что мой радостный крик подхвачен стотысячными трибунами стадиона, на котором я только что установил мировой рекорд.
Переправиться на другую сторону было делом нескольких минут. Осталось быстро пережечь излучателем конец шнура, привязанного к дереву на оставленной мной стороне ущелья, смотать его и бежать, бежать, слушая крякающие, скрипучие сигналы аварийного передатчика, водя кольцевой антенной пеленгатора вправо-влево, еще вправо, находя кратчайший путь к товарищам.
Ну а когда я выскочил на поляну и увидел всех трех косморазведчиков живыми-здоровыми да еще с аппетитом уплетающими из консервных банок гуляш по-венгерски, то у меня уже не оставалось никаких сил. Я рухнул рядом с грудой геологических образцов, успев только ткнуть пальцем в аварийный передатчик. Затем я на некоторое время отключился — без «Энергана» нагрузка оказалась все же чрезмерной. Но меня быстро привели в сознание, я отдышался и тогда спросил: что все это значит, почему включили аварийный передатчик?
И вот когда мы стали с этим разбираться, нам стало немного не по себе. Аварийный передатчик никто не включал. Он врубился сам собой. И что странно: его световой индикатор не загорелся! Поэтому-то никто не знал, что он посылает сигналы о помощи. Когда мы несколько раз пощелкали тумблерами и понажимали кнопки, то убедились — передатчик исправен! При его включении загорался красный индикатор, при выключении — потухал. Чертовщина! В полном порядке был и приемник. Но, находясь во включенном состоянии, он не откликнулся ни на мой вызов, ни на вызов «Лебедя»!
Наш космолингвист — он же и математик — быстренько подсчитал на мини-компьютере вероятность такого одновременного сбоя в работе аппаратуры и отказа ранцевого вертолета. Получилось, что вероятность такого события приближается к нулю.
Когда мы сообщили все это командиру «Лебедя» — связь, кстати, прекрасно работала, — он нам сказал: «Ребята, пора сматываться отсюда: мы им не понравились!» А устав космонавтики — кстати, и нынешний тоже — не допускает двойных толкований: любые происшествия, наносящие вред экспедиции и не имеющие естественнонаучных объяснений, истолковываются как воздействие враждебного разума.
Вот мы и отчалили с Планеты ботаников, после чего ее на сто лет — почему на сто, не знаю — закрыли для посещений…
— Погодите, погодите, Савелий… Значит, вы сказали: бег на 40 километров, плавание на 1500 метров, прыжки в длину, метание диска… За сколько вы пробежали свою марафонскую дистанцию?
