Мэл никогда не говорил о своем отце. Для меня стало откровением то, что Мэл не просто думал о своем отце — втайне я подозревала, что иногда он думает о дяде Викторе, — но еще и скучал по нему.
— Правда?
— Хотел бы я, чтобы он был рядом. Тогда мне не пришлось бы заниматься этим в одиночку. Я знаю, что твои мама и папа присматривают за мамой, но этим должен был заниматься мой отец. И тогда Виктории не пришлось бы уезжать.
В тот момент я поняла, почему Мэл согласился на отъезд Виктории. Он не мог заботиться о них обеих одновременно. Если Виктория поедет в интернат, ее жизнь наладится и Мэлу не придется все время волноваться за нее. Он не хотел терять сестру, но если такова была цена ее спокойствия, то Мэл готов был ее заплатить. Он не хотел, чтобы Виктория проходила через этот ад вновь и вновь, всякий раз, как их мама переживала обострение, скатываясь в психоз. Мэлу пришлось принять взрослое решение. Он знал, что я готова пойти на все, чтобы не расставаться с ним и его сестренкой. Я портила бы жизнь своим родителям, пока они не поняли бы, что нас нельзя разлучать. Но Мэл решил отпустить Викторию, чтобы подарить ей шанс на «нормальное» детство.
— Почему это случилось с нами, Нова? — спросил он. — Почему с нами? С моей мамой? Почему Господь выбрал мою маму?
Не думаю, что ему нужен был ответ. Он просто задавал вопрос. Если Мэлу и нужен был ответ, у меня его не было. Я не знала, как осуществляется этот выбор: кто будет страдать, с кем приключится что-то плохое, кто вынужден будет смириться с судьбой? Я вообще сомневалась в том, что пойму, почему что-то плохое случается с одними людьми, а не с другими. Хотя, может быть, и пойму. Может, когда-то я повзрослею. Не в том смысле, что я достигну возраста, когда можно голосовать, жениться, жить отдельно от родителей, ходить на работу. Повзрослею — значит пойму, как устроен этот мир. Пойму, почему к кому-то судьба благосклонна, а к кому-то нет. Почему кто-то страдает, а кто-то наслаждается жизнью. Возможно, в этом и заключается смысл взросления. Ты понимаешь, что такое жизнь.
Конечно, ты можешь делать все остальное — голосовать, жениться, жить отдельно от родителей, ходить на работу, делать вид, что ты уже взрослый. Но тебе никогда не стать взрослым, пока ты не поймешь, как устроен мир. Пока на тебя не снизойдет озарение. Возможно, в этом и состоит суть озарения. Не в том, чтобы сидеть в позе лотоса, напялив белую накидку, читая молитвы и чувствуя «единение с миром», — я слышала о таком. Суть озарения — в понимании.
Я обняла Мэла, и вдруг он обмяк, будто вся сила и боевой дух покинули его тело. Я хотела просто приобнять его, но оказалось, что я держу его на руках и Мэл давит на меня всем своим весом. Он, может, и казался худым как щепка, но на самом деле был довольно тяжелым, так что мне едва удалось переложить его с плеча на колени. Его голова покоилась на моем бедре, а я смотрела вдаль. Глаза привыкали к темноте, и я уже различала все очертания в темном прямоугольном дворике, очертания деревьев в саду и разросшейся живой изгороди, отделявшей наш сад от железнодорожного пути.
Мэл часто перелезал через изгородь, чтобы забрать улетевший футбольный мяч или шарик для пинг-понга. Однажды наш попугайчик по прозвищу Птичка залетел в изгородь, и Мэл осторожно накрыл его майкой, а потом спустился вниз. Шипастые ветки оцарапали ему спину и грудь, но Мэл не обращал на это внимания. Главным для него было спасти испуганного попугайчика. Тогда Мэлу было десять. Мама запретила ему лазить через забор, она сказала дождаться папу, чтобы тот взял лестницу и вытащил Птичку из изгороди. Но как только мама вернулась в дом, собираясь готовить обед, Мэл полез на дерево в саду, чтобы оттуда перебраться на изгородь. Он ослушался маму, потому что это тетя Мер выпустила Птичку. Она сказала, что хочет посмотреть, как попугайчики летают. Тетя Мер придумывала чертеж крыльев для людей, и ей просто необходимо было посмотреть, как летают попугайчики. Это было предзнаменованием. Мы все это знали. Знали, что вскоре придется опять идти к доктору. В то время Мэл ничем не мог помочь маме, но ему хотелось сделать что-то, чтобы все было в порядке. В том случае он мог только спасти Птичку. Мэл всегда так поступал, сколько я его помню. Что бы ни натворила его мама, он пытался все исправить.
