И он стал готовить побег.
Он исследовал каждый миллиметр камеры, исцарапал ногтями каждую щель, подолгу сидел в душевой кабине, пытаясь выломать решетку стока. Металлический унитаз казался неприступным, но он даже его пытался сдвинуть. Однако помогла ему, как это часто бывает, случайность, а вовсе не упорство или до мелочей продуманный план.
Однажды на обеденном подносе вместо обычного пластикового ножа оказался настоящий. Нож был тупой, столовый, с легкомысленной светло-розовой ручкой – но он хотя бы не гнулся, когда Крис пытался откручивать им шурупы. Он так и не узнал, что это было: подарок повара, знавшего о его судьбе, или ошибка системы, формировавшей обеденные пайки; по слухам, в камерах-люкс, куда сажали смертников в последний день перед казнью, последний ужин сервировался по всем правилам, с салфетками и приборами. Впрочем, все это было неважно.
В первую очередь он устроил тайник для ножа. На случай, если тюремщики вспомнят о нем однажды и придут осматривать камеру. Он знал, конечно, что подобный визит в любом случае чреват смертью, но не хотел лишний раз искушать судьбу.
Затем он потратил еще несколько дней на то, чтобы проверить все щели и отверстия уже с помощью ножа. Ему удалось, наконец, вынуть решетку стока. Просунув руку в образовавшуюся дыру, он нащупал потайные винты, на которых держалось керамическое дно. А под дном обнаружилось сырое цементное пространство, вроде чуланчика, с покатым полом, срывающимся в канализационный люк…
---
– А почему ты тогда до сих пор здесь, за стенкой? Ты ведь и есть Крис, да? Почему ты не сбежал? – спросил Коля, когда обладатель хриплого голоса в очередной раз умолк. Говорить Крису, видимо, было трудно. Паузы между словами были частыми и долгими, почти невыносимыми. Коля не знал, сколько уже слушает неторопливого рассказчика. Может быть, час, а может быть, и всю ночь.
– Почему я не сбежал? Видишь ли, я слишком долго возился…
Пробравшись под керамическую плиту, Крис не рискнул нырять в канализационный люк. Он знал, слышал от какого-то взрослого, что там его ждут химикалии, призванные убивать и растворять все, что в них попадает. Можно было рискнуть и спуститься в него, упираясь в стенки руками и ногами, а потом свернуть в какое-нибудь безопасное ответвление, но он, во-первых, не был уверен, что в канализации вообще есть безопасные участки, а во-вторых, не знал, сколько ему придется лезть, и боялся не выдержать. Поэтому он стал ковырять ножом стену чуланчика. Цемент размок и легко крошился, поэтому вскоре он проделал достаточно глубокую дыру, которая вела вниз и в сторону от канализации.
На то, чтобы добраться до подвалов тюрьмы, ушло около года. Он посвящал нудной, изнуряющей работе все время и поначалу старательно оберегал свою тайну: каждый вечер возвращал керамическую крышку на место, вставлял на место решетку стока, прятал нож. Но потом, когда вырытый им проход стал настолько глубоким, что ему стало лень выбираться наружу (он возвращался в камеру только за едой, да и то не каждый день), он плюнул на осторожность. Дело пошло быстрее.
Наконец, однажды он добрался до подвалов тюрьмы, переходивших в технические этажи Верхнего Мира. Не зная и не понимая архитектуры здания, Крис слепо нырял во все скважины и лазы, которые находил, но они приводили либо в тупик, либо к стенам других камер. Он даже нашел более короткий путь к своей собственной. Заглянув однажды в какую-то щель, он с удивлением увидел мятую постель, раскуроченную душевую кабину и стол, заваленный несъеденными обедами.
Впрочем, раньше ему казалось, что еды на столе было больше… Может быть, это обман зрения?
Вернувшись в камеру в тот день, он не заподозрил неладное: поел за столом, как раньше. Принял душ, балансируя на краю канализационного люка. Лег спать. И на следующий день повторил то же самое.
А на третий вдруг понял: обеды из ниши больше не появляются и сок не падает с потолка. О нем окончательно забыли.
Поначалу он запаниковал, да так сильно, что едва не начал ломиться в дверь и кричать, привлекая внимание каких-нибудь обходчиков. (Должны же они хотя бы иногда забредать в эту часть тюрьмы, слышать звуки, раздающиеся из коридоров?) Но потом Крис решил, что свобода, которую он почти завоевал, дороже горячей еды. Тщательно заметя за собой следы, он углубился в подвалы.
