Спиноза, однако, не предполагал, что "мудрецы" готовы физически уничтожить своих идейных противников. Уриэля лично он не знал. Поэтому сразу и не догадался, что преследуемый градом камней был именно он, Акоста. Барух решил поговорить с Даниэлем Прадой.
На улицы Амстердама ложились лиловые вечерние тени. Спиноза медленно пересек Бургвал, нашел нужный подъезд дома и позвонил. Дверь открыл сам Прада. Обрадовавшись Баруху, Даниэль тепло его принял. Юноша рассказал о происшествии во Фляенбурге и о том, что ему хотелось помочь этому несчастному человеку, но он чувствует себя бессильным. Спиноза говорил безостановочно, быстро, короткими фразами. Прада внимательно слушал его и понял, что Барух задумывается над важнейшими вопросами жизни, что от него нельзя отделаться одной-двумя ничего не значащими фразами. И Прада рассказал Баруху все, что узнал об Уриэле.
- "Мне приходится жить, - стал Прада цитировать на память "Опыты" Монтеня, - в такое время, когда вокруг нас хоть отбавляй примеров невероятной жестокости. В старинных летописях мы не найдем рассказов о более страшных вещах, чем те, что творятся сейчас у нас повседневно".
Акоста Уриэль. Он сын дворянина Бенто да Коста, сочетавший трезвый расчет с религиозным воодушевлением. Габриэль, так отец назвал первенца своего, получил достойное образование.
"Я, - говорил мне Уриэль, - родился в Португалии, в городе Опорто".
Родители Акосты принадлежали к благородному сословию. Они происходили от иудеев, некогда насильственно принужденных инквизицией принять христианство.
Прада подошел к книжному шкафу, достал небольшого формата книгу и сказал:
- Поэт Самуэль Ускэ, испытавший "прелести" инквизиционного судилища, писал об этом так.
Открыв соответствующую страницу, Прада стал читать:
- "Из Рима привезли дикое чудище, строения столь небывалого и облика столь ужасающего, что одно имя его вызывало содрогание во всей Европе, Тело его было выковано из мощного железа; чудище с ядом смертоносным, с броней непроницаемой; покрыто оно было чешуей, выделанной из металла; тысячи крыл с черными ядовитыми перьями поднимали его над землей, тысячи ног гибельных приводили его в движение, морда его принимала облик морды львиной, частью облик грозных змиев, рожденных в пустынях африканских; зубы его огромные подобны были клыкам сокрушительнейших слонов; глас его, свист его убивали быстрее, чем ядовитый василиск; очи его, пасть его извергали безостановочно пламя всепожирающее; пищей, коей насыщалось оно, были тела человеческие; где появлялось оно со своей тенью могильной, возникали туманы; где солнце показывалось во всем блеске своем, след, оставляемый сим чудищем, претворялся во мрак стынущий; где пролетало оно, зелень, коей оно касалось, древа, где ставило оно ступни свои, высыхали и погибали; своим клювом всепожирающим вырывало оно их с корнем; ядом своим опустошало оно все области, где только появлялось, превращая их в пустыни, где ни одно растение не может произрасти, где ни одна трава не может пробиться".
Ты понял, надеюсь, что такое инквизиция? - заключил Прада, закрыл книгу и поставил ее на место.
- Да, понял.
- Хорошо, мой мальчик. Так вот, слушай дальше. Отец Уриэля был ревностным христианином и страдал приступами религиозного фанатизма. Однако он любил жизнь и жил на широкую ногу. В деньгах у него недостатка не было, а в конюшне стоял благородный испанский конь для верховой езды. Мастер ездить верхом, он и сына своего обучал этому искусству.
От отца Уриэль унаследовал жизнерадостность, расчетливость, умение приспосабливаться к обстоятельствам, а от матери - чувствительность и склонность к милосердию.
Мать Акосты сыграла важную роль в становлении и развитии его характера.
Родители ее, как и предки ее мужа, вынуждены были принять христианство. Однако возбуждение, вызванное насильственным крещением, в их семье не скоро улеглось. Ее отец, свободолюбивый и вольнодумный человек, проявлял полное равнодушие к вопросам религиозного культа. В семейном кругу он откровенно хулил бога и церковь, принуждавших веровать в свои поучения и догматы огнем и мечом. Мать Уриэля любила своего отца и разделяла его взгляды. Став женой Бенто да Косты, она не теряла надежды, что с помощью мужа и его друзей, влиятельных юристов - выходцев из маранов, можно будет добиться от папы отмены осуществленного силою крещения. Надежды оказались тщетными. Бен-то и слышать не хотел о возврате "к вере отцов". Новообращенный был преданным папизму "рабом божьим"...
