- Наше терпение иссякло, Барух. В последний раз, - подвел итоги Саул, - мы тебя спрашиваем: вернешься ли ты на путь праведный?
- Именно сейчас я очень твердо почувствовал себя на этом пути. Ваша истина - вера, а моя вера - истина, - отчеканил Спиноза.
- Нечестивец! Анафемы захотел? Предадим!.. - шипел Менассе.
- Это не принудит меня ни к чему такому, что я мог бы совершить вопреки своим убеждениям, - заключил Барух.
- Судилищу все ясно. Можешь идти, - сказал Саул.
Прежде чем уйти, Спиноза обратился к понуро сидящему Ицхоку.
- Рабби Ицхок, - сказал Барух, - мне жаль, что я огорчил вас, - и покинул судилище.
- Где недостаточно слов, господь дал камень, чтобы побивать, - бросил вслед уходящему Спинозе рабби Менассе бен-Израиль.
В этот же день на всех перекрестках Фляенбурга появилось объявление магамада 1 о том, что 27 июля в синагоге "Бет-Иаков" будет предан анафеме Барух Спиноза.
1 Магамад - совет общины (дреенеевр.).
Предстоящая акция вызвала оживленные обсуждения жителей еврейского квартала Амстердама. Кто-то под большим секретом сообщил, что рабби Ицхок объявил пост, не выходит из синагоги и читает поминальную молитву по Баруху, как по покойнику.
Вечером на улицы высыпало много народу. Вслух читали объявление, обсуждали предстоящую анафему.
Наступила ночь. Спиноза, взволнованный диспутом, не в состоянии был ни работать, ни уснуть. Он вышел на фляенбургскую площадь, которая в наше время называется "Ионас Даниэль Мейер". Через окно синагоги он увидел рабби Ицхока, который стоял у аналоя и молился. "Бедный рабби!" - подумал Спиноза. Как бы обращаясь к нему, Бенедикт произнес шепотом: "Видите, рабби, я не холодный рационалист, боль и досада присущи и мне... Но я не приду к двери синагоги кающимся грешником. Вы сами ускорили мое решение. Двух начал не может быть ни в природе, ни в человеке. Сказавший "да" должен сказать и "нет". Я это делаю с радостным чувством. Говорю "нег" общине, погрязшей в фанатизме. Говорю "нет" людям, которые все еще надеются убедить меня в моей неправоте. Говорю "нет" грузу страстей преходящих и непрочных, дающих лишь призрачное блаженство..."
Долго еще рассуждал Спиноза с самим собой.
Неожиданно из синагоги, как вспуганная птица, вылетел Ицхок.
- Стой, Барух, - обратился он к Спинозе, - послушай меня. Я старый человек, я видел на своем веку много горя... Ты себя обрекаешь на одиночество. Может ли быть что-нибудь хуже одиночества? Вернись к вере отцов, оставайся среди нас.
- Если я останусь, что ждет меня? - спросил Спиноза. - Перелистывание пожелтевших страниц Торы и бесплодное заучивание законоположений Талмуда?
- Ты будешь со своим народом, - сказал Ицхок. - Разве этого мало? Ты посмотри, сколько у нас здесь врагов. Нас не сжигают на кострах, но разве ты не замечал, как глядят на еврея, как разговаривают с евреем, как окружает его кольцо презрения? Что, кроме религии, объединяет нас, рассеянных по свету? Ты об этом подумал?
- Нет, рабби, - возразил Бенедикт, - от моего народа я не ухожу. Питаю надежду, что навсегда он сохранит меня в своем сердце, в своей памяти. И это потому, что я ухожу от тех, кто одурманивает народ. Подумайте, рабби, ведь мы живем в век семнадцатый! Это семнадцатый век и для моего народа. И я хочу видеть его свободным в обществе, где все люди объединены, как единое тело и единая душа, где человек человеку - бог. Нет, не останавливайте меня.
- Ты забыл, что наш народ избран богом!
- Избран? Чем, почему? Нет, рабби Ицхок, я не могу с этим согласиться. Народы отличаются друг от друга лишь в смысле различия общества, в котором они живут, и законов, которыми управляются. Разум и опыт учат, что для образования и сохранения общества нужны незаурядный ум и знания законов природы. Поэтому то общество будет спокойнее, более устойчиво и менее подвержено случайностям, которое основывается и управляется по большей части людьми разумными и старательными, и, наоборот, общество, состоящее из людей с умом необразованным, большей частью зависит от случая и менее устойчиво. Следовательно, не в религии основа жизни людей в обществе. Ненависть же к евреям обусловливается неразумными законами и глупостью управляющих обществом. Что касается самих евреев, то в настоящее время у них нет ровно ничего, что они могли бы приписать себе как преимущество перед остальными нациями.
