— Кто?
Наконец-то она может выложить свою сенсацию!
— Женщина! — таинственным громким шепотом ответила Глэдис.
На этот раз они действительно заинтересовались — даже подошли поближе.
— Вы хотите сказать, что один из трех мужчин — женщина? — спросил фэбээровец. Вот идиот! Он что, считать не умеет? И как это мужчина может быть женщиной?!
— Нет, — медленно, снисходя к его недостаткам, объяснила Глэдис, — там было трое мужчин — в форме, блондин и противный со шрамом — и одна женщина.
— Почему вы думаете, что это была женщина? — не унимался фэбээровец.
— От нее пахло «Аб ово»! — с торжествующим видом объяснила Глэдис.
— Что?!
— «Аб ово» — это такие духи. В форме розовенького яичка, с пупочкой. Когда пупочку нажать, там крышечка и прыскалка.
Я сначала думала, что это моими пахнет, что они разлили, когда мою сумку потрошили, а потом вспомнила, что мои — то есть мамины — у мамы остались, и значит, это от нее пахло.
— А что было потом?
— А потом я ее лягнула и убежала. Блондин сказал противному, чтобы тот со мной без шума разобрался — что же мне было делать?
— Идти нормально, как все, через здание аэропорта, — вздохнул Джек.
Глэдис решила не обращать внимания на наглые провокации — она не будет ссориться с ним на людях.
— А когда блондин застрелил этого в форме? — спросил Финк.
— Меня к ним вели, а блондин опять начал спрашивать: — «Где? Где?». Тот что-то отвечал, но очень тихо, я не слышала — а этот наверняка слышал, прямо ухом чуть ему в рот не влез! Потом спросил: — «Это все?» — и выстрелил.
Вы их хорошо разглядели, мисс Делано?
— Женщину я не видела, а остальных разглядела.
— Вы не могли бы помочь нам составить их фоторобот? Сейчас мы вызовем художника…
— Сэр, на минутку, — в который раз прорезался Джек.
Они снова вышли, но на этот раз вернулись очень быстро.
— Мисс Делано, ваш муж…
— Бывший!
— …Ваш бывший муж сказал, что вы хорошо рисуете и сможете нарисовать их сами.
Где моя сумка?
— Нарисуешь — получишь и сумку, и чемодан, — так нагло с ней мог разговаривать только Джек.
— Их нашли?
— Да.
— Отдай сумку, тогда нарисую все, что хочешь.
— Хорошо, но чемодан получишь, только когда нарисуешь.
Глэдис вздохнула. Вечно приходится уступать этим мужчинам!
— Да, а что ты там сказала, что они твою сумку потрошили?
— Кредитки! — ее вопль заставил всех подскочить. — Они сперли все мои кредитки! И деньги! И кошелек — новый, французский, из крокодила-а!
— Твои документы тоже были в кошельке? — неожиданно быстро спросил Джек.
— Да-а, — она уже всхлипывала, — этот, со шрамом, посмотрел их и сказал блондину мое имя-я… и где я живу-у-у.
Прозвучало привычное:
— Сэр, на минутку!
Глэдис почувствовала, что осталась одна в комнате, и разрыдалась, уткнувшись носом в подушку.
Когда минут через десять Джек вернулся, она все еще плакала. Он сунул ей в руки платок и поставил на пол сумку. Глэдис всхлипнула в последний раз и схватилась за нее. Слава богу, косметичка на месте! И духи тоже!
Ей стало чуть полегче на душе. Быстро — всего за какие-то пятнадцать минут — приведя лицо в порядок, она огляделась. В комнате был только Джек — жевал зубочистку, сидя на столе. Увидев, что она уже в норме, он лениво протянул:
— Бумага — на столе. Рисуй!
— А как я теперь домой поеду без денег?
— А ты и не поедешь!
— Это еще почему?
— «Без шума» — так там, кажется, было сказано? Ты их видела, у них есть твой адрес… впрочем, хочешь — поезжай. Надеюсь, потом труп можно будет опознать…
— А что же мне делать?!
— Поезжай к какой-нибудь своей подруге… или ночуй здесь. К нам домой, я так понимаю, ты возвращаться не захочешь…
— Куда это — к нам домой?
— Ну… в нашу квартиру… которую мы вместе сняли.
— А ты что, там до сих пор живешь?
— Да.
— Один? — неожиданно вырвалось у нее.
— Да.
А где же Лана? Это уже интересно…
Она молча встала, подошла к столу и села, взяв в руки карандаш.
Рисовать Глэдис действительно умела — когда-то, еще в колледже, она подрабатывала тем, что рисовала портреты на улице. Делала она это легко, почти автоматически. Ей достаточно было разок взглянуть на человека — и через четверть часа портрет уже был готов.
Вот и сейчас она машинально водила карандашом по бумаге — руки сами знали, что делать — и вспоминала…
