- Задремал я на солнышке, а тут он... с кабелем...
Теперь ржет весь цех. Максимыч стирает кровь с лица, поднимается и ворча про себя уходит из цеха. К нам подходит секретарь комсомольской организации, вечно мучающийся от безделья. Все секретари в цехах освобождены от работы.
- Вы трое, - его палец упирается поочередно в Вальку, Люську и меня, после работы в райком комсомола в комнату 46.
- Зачем? - волнуется Люська.
- Там узнаете.
Раздался грохот звонка, перерыв кончился. Заныл первый токарный станок и началось нарастание различных звуков, включаемых движков.
У комнаты 46 полно народа. Прибывшие становятся в очередь, все гудят и переговариваются друг с другом. Круглое, красное от жары, девичье лицо просовывается в дверь и по очереди вызывает присутствующих.
- Чего нас собрали? - спрашивает Валька соседа, зачуханного паренька.
- Комсомольский набор.
- Чего?
- Милицию укрепляют, органы внутренних дел. Туда и набирают.
- Но я-то что там буду делать? - изумляется Люська.
- Будешь обучать милицию как надо целоваться, а то наверняка они все еще не целованы, - подсказываю я.
- Дурак, - обижается она.
Но сразу успокаивается и мы уже молча, смиренно ждем свой вызов.
В полутемной комнате за длинным столом 5 человек. Одного я узнаю сразу, это секретарь парторганизации нашего завода. По центру моложавый тип с длинным носом и зализанными волосами набок и еще трое, в строгих серых костюмах с выпирающими галстуками.
- Петр Андреевич Барсов, - начал занудным голосом моложавый тип, взысканий не имеет, под судом не находился, только что окончил службу в Советской Армии, образование среднее, не женат...
- В каких войсках служили? - прервал его один из серых костюмов, обращаясь ко мне.
- В Таманской дивизии, в разведуправлении, был слухачом.
- Дайте взглянуть на дело.
Серые костюмы рассматривают дело и за столом тишина, прерываемая шелестом страниц.
- Здесь, в анкете, написано, что вы читаете и переводите английский без словаря?
- Да, я и в Армии занимался прослушиванием эфира на английском языке.
Они кивают головами.
- А откуда знаете язык?
- Понимаете... моя тетка была преподавателем английского языка... она меня и выучила, потом спец курсы при штабе армии.
Опять тишина.
- У нас есть к вам предложение, - говорит один серый пиджак, - мы сейчас укрепляем органы внутренних дел и хотели бы видеть там вас.
Откровенно говоря, мне совсем не хочется опять тянуть лямку военного и я с надеждой смотрю на нашего парторга.
- Но я только что устроился на работу... и это все как-то неожиданно.
- Петя, что тебя все это волнует, - говорит парторг. - Я сам предложил тебя туда. Родине нужны надежные головы.
- Ну хорошо, - говорит опять серый пиджак, - подумайте и позвоните по этому телефону, - он протягивает лоскуток бумажки, - только не тяните, пожалуйста. Завтра днем позвоните.
Я киваю головой.
На улице мы собираемся в скверике. Валька хмурый и злой, а Люська вся взвинченная, и взрывается как порох.
- Что я сделала плохого этому вонючему секретарю цеха, почему он выбрал меня?
- Ты наверно, недостаточно его любила, - пытаюсь пошутить я.
- Заткнись. Этого засранца не то что любить, а рядом стоять не возможно.
- А если я не соглашусь? - вдруг говорит Валька.
- Ага. Значит ты тоже попросил отсрочки.
- Мне тоже сказали завтра позвонить, - проверещал Люськин голос.
- Если ты не согласишься, то ты будешь "плохишь" и в твоей анкете будет стоять крючок, из-за которого ни продвижения по службе, ни дальнейшей учебы тебе не видать.
Валька совсем подавлен.
- Я знаю почему выбрали нас, - Люська таинственно склоняется ко мне. Мы все не женаты. Ведь в цехе из молодежи, только мы холостые.
- А Свистун?
- Свистун только что развелся и наверно бюрократы не успели внести его во все анкеты.
Что только можно ответить знающему человеку? Ничего.
По-моему на нас начали с утра давить. Первым ко мне подошел никчемный комсомольский вожак.
- Петя, ты как. Дал согласие на работу в милиции?
- А тебе какое дело?
- Как какое. Мы тебя выделили, оказали, так сказать, высокую честь...
- Может давай переиграем. Возьми эту честь в свои руки и с богом... на работу в милицию.
