– А-а… Это… – Валентин скривился и махнул рукой. – Тоже мне любовное приключение нашел… Да ей уже седьмой десяток. К кому-то она в гости в слободу приехала. Мы тут намедни в лесу устроили с царевичем и ребятами стрельбу по воронам. А по дороге как раз возок ее проезжал. Лошади стрельбы испугались и понесли. У самых ворот только и остановились сами. Бабка страху натерпелась, а кучер – тот вообще сдуру из санок выпал, под откос скатился и, ударившись о дерево, провалился в сугроб. Если бы не мои ребята, его нашедшие, сгинул бы мужичок. Все душа божья, хоть и мужик простой… Так уж старушка нас благодарила за его спасение, так благодарила… Да нам недосуг было ее благодарности выслушивать. Мы же царевича сопровождали… А теперь, видно, опять она со своей благодарностью…
– А-а… – разочарованно протянул Черкасский. – Я-то думал, интересное что…
– Пустое… – Валентин вновь махнул рукой.
Сердце его ухало, как молот. Большого труда стоило ему не показать волнения, охватившего его при известии, переданном князем Черкасским. А уж как ему удалось сочинить с ходу историю про кучера и его благодарную престарелую хозяйку, он и сам не знал.
Черкасский тоже махнул рукой.
– Сходи, однако… Может, благодарная старушка отсыплет тебе каменьев и злата, а может, у нее внучка прекрасная имеется…
– Спасибо, князь. Схожу уж, погляжу…
Черкасский прошел дальше, и только тогда Валентин позволил себе улыбнуться. Ведь известие, переданное князем, означало, что та прекрасная незнакомка в мехах никуда не исчезла и не забыла Михайлу Митряева. Более того, на сегодняшний вечер она назначила ему свидание! И не где-нибудь, а, судя по словам Черкасского, у себя дома! Теперь надо было только не прослушать бой часов. А за шумом, гамом и грохотом музыки, царившими обычно на пиру, это было немудрено. Он наморщил лоб, пытаясь сообразить, как же ему быть. «Эврика! Юлька-то, приходя на пир, ориентируется по бою башенных часов. В семь часов она здесь. Выступление ее продолжается минут тридцать – сорок. Если я улизну из-за стола вслед за ней, то, идя спокойным шагом, приду в назначенное место как раз вовремя. Ну подожду там немного»…
Пир привычно начался с молитвы и лицемерно-показного постничанья. Пока все больше делали вид, что пьют и закусывают, Валентин серьезного разговора с Петькой Басмановым не начинал. Но как только подали настоящую еду и достойную выпивку и народ всерьез увлекся чревоугодием, Валентин принялся подбивать клинья под Петьку. Собственно, все его заходы на цель представляли собой чудовищную по форме и непритязательную по содержанию приторно-сладкую лесть. И такой, мол, Петька, и сякой, и вообще необычайно замечательный. А уж как его царевич уважает… В особенности в последнее время.
Танцевал Петька действительно здорово, пел недурно, на лошади скакал как бог. Одним словом, не обделен был парень артистическими задатками. А вот с интеллектом у него дела обстояли похуже. Да что там похуже… Если уж называть вещи своими именами, то дураком был Петька самым настоящим. Но, как это частенько бывает, отсутствие ума природа компенсировала ему, наделив звериной хитростью.
Петька был польщен, что земский посланец, позабыв о самом царевиче, о других знатных и видных людях, беседует сегодня лишь с ним. И не просто беседует, а говорит о нем, Петьке, всю правду, которой никогда ни от кого не услышишь. Ему очень захотелось тоже сказать нечто приятное собеседнику, и он выдал сакраментальную фразу:
– Мой батяня про тебя, Михайла, тоже только хорошее говорит. Михайла, мол, толковый парень. Жаль только, что он всего лишь купчишка.
В ответ Валентин едва не расхохотался. С трудом подавив приступ смеха, он наконец-то решился пожаловаться собеседнику:
– Голова что-то болит в последнее время. Чего только не делал, а она болит и болит. Царевич сказывал, что у тебя есть замечательные пилюльки от головной боли.
– Кончились.
– Жаль. Прямо не знаю что делать со своей головой. Болит и болит, а ни врачи, ни знахари помочь не могут. Может, подскажешь, у кого можно найти такие пилюльки?
Но на такой дешевый трюк Петька не купился.
