— Не пори чушь, она с нами была!
Надж трясет головой:
— Да нет же! Она кого-то спасти старается. Вот только сейчас взлетела, села вон на тот балкон, и больше я ее не видела.
— Mon fils![12] — кричит женщина рядом с нами.
Я только охнула, а Надж уже тянет меня обратно в отель и показывает мне на Газзи. Задрав голову вверх, он неотрывно смотрит на окно предпоследнего этажа. Оно широко распахнуто, и из него наполовину свесился кудрявый мальчонка. Над ним из разбитых окон рвется пламя, жадно пожирающее дорогущие шелковые занавеси. Мальчонка рыдает, надрываясь, зовет маму и вот-вот упадет с подоконника.
— Aidez mon fils,[13] — надрывается мать на тротуаре.
— Ангел! — кричит Газзи.
Клык и Майя уже зависли в воздухе возле окна. Ангел пробралась в комнату. Мне видно ее белокурую головку рядом с мальчуганом. Но он так напуган, что ничего не видит и не слышит.
— Она что, не может его загипнотизировать? — Газзи нервно переступает с ноги на ногу.
— В таком состоянии это может не получиться. — Я не свожу глаз с Ангела.
Мальчишке на вид года четыре. Рядом с ним Ангел машет руками и что-то ему все время повторяет. И тут в комнату врывается пламя. Огненные языки лижут потолок.
— Ангел! Прыгай в окно! Лети оттуда! — ору я.
Клык и Майя машут Ангелу и протягивают к ней руки. В этот момент с воем сирены подъезжает пожарная машина. Поздно! Пламя уже вплотную к Ангелу и мальчишке. Их головы скрылись в клубах дыма. Женщина на улице рыдает и заламывает руки.
С перекошенным от ужаса лицом распахиваю крылья и взмываю вверх к окну.
Задохнувшись от дыма, Майя с Клыком заходятся кашлем.
Вдруг из окна выпрыгивают две фигурки.
— Ангел! — кричу я.
Ее некогда белоснежные крылья посерели от сажи и дыма. Она крепко прижимает к себе мальчишку, сгибаясь под его тяжестью. Оба судорожно хватают ртом воздух и отчаянно кашляют.
Клык и Майя подлетели к ней вплотную. Она смотрит на них, кивает. И вдруг одним мощным взмахом крыльев она рванулась в сторону от здания. В ту же секунду в комнате раздается взрыв и из окна выбрасывает обломки мебели и осколки стекла.
Лечу прямо под Ангелом — страхую ее снизу. А Клык и Майя — по обе стороны. Наконец все мы четверо приземляемся на углу соседнего квартала, и Ангел мягко опускает мальчонку на землю. Его мама со всех ног кидается нам навстречу, кричит что-то по-французски и хватает сына в объятия. Он хлюпает носом, кашляет, но умудряется сквозь слезы улыбнуться Ангелу. Женщина плачет, Ангел кивает и подходит ко мне.
— Ты у меня настоящий герой! — Я прижимаю ее к себе.
— А ты думала! — Она сияет, и на черном от сажи лице ее ослепительно белые зубы кажутся еще белей. — Ты, поди, прилетела, чтоб выдернуть меня оттуда?
Я счастливо рассмеялась:
— Что ты спрашиваешь? Ты же меня знаешь. Я чуть с ума не сошла.
Ангел снова мне улыбается и берет меня за руку. Как в добрые старые времена.
С минуту я пребываю в нирване, но это быстро проходит.
Вижу, как Клык собирает свою шайку. Майя что-то ему говорит, и он улыбается ей в ответ. И тут, прямо у меня на глазах, он отводит с ее лица упавшую на глаза прядь. Ровно так, как он миллион раз убирал кудри с моего лица.
У меня перехватывает дыхание, как будто мне дали под дых. Все это похоже на мой личный День-А, когда «Макс-Клык» нашли свой окончательный и бесповоротный конец.
Чувствую, что больше не выдержу. Надо немедленно скрыться от стаи, от его команды, от всех на свете. Сказала Ангелу и Надж, что скоро вернусь, и сдобрила свои неубедительные объяснения кривой и еще более неубедительной улыбкой. Разбегаюсь по тротуару, взмываю в воздух и стремительно поднимаюсь в небо над Парижем. Лечу вдоль Елисейских полей к Триумфальной Арке, от которой расходятся двенадцать прямых, как стрела, улиц.
Кружу над городом. Достаточно высоко, чтоб меня не было видно, но не слишком — хочется все-таки и Париж видеть: и Эйфелеву башню, и Собор Парижской Богоматери у реки, и Сакре-Кёр на холме. В сумерках зажглись уличные фонари. Заморосил частый дождь. Мне стало совсем грустно.
