— Ну и как? Ты за? — спрашивает Клык, встретив взгляд парня.
Скрытое огромными, размером с авиационные, очками от солнца, лицо Рэчета совершенно непроницаемо, а низко надвинутый капюшон скрывает громадные звукоизолирующие наушники. Кожа его точно поглощает свет, и он весь ушел в тень загончика. Клык нарочно выбрал самый дальний и темный закут в столовке, но чувак все равно считает, что они нарываются.
Наконец Рэчет кивает:
— Сказал же, что за. Но нам надо отсюда канать. И поскорее. Банда моему исчезновению не обрадуется. Я у них вроде самого ценного кадра был. Сечешь? Коли что не так, я завсегда их вовремя стреману.
Парень, видать, сильно дергается, но Клык по-прежнему невозмутим:
— Да ты не паникуй. В случае чего я тебя украл. Если даже кто что видел, подумают, что я тебя против воли увел. Под ножом.
Рэчет нервно елозит на стуле:
— Да и шумно тут очень. Может, двинем, где потише.
Клык огляделся, и брови его недоуменно поползли вверх. В столовке, кроме них, всего двое: пожилая официантка, лет шестидесяти, мурлычет себе что-то под нос, и водила грузовика шумно прихлебывает горячий кофе.
— Я бы с удовольствием, но я еще одного кадра поджидаю. А ты лучше скажи, как ты в эту уличную шайку затесался?
Рэчет вздохнул и передернул плечами:
— Меня мамаша из дома вышвырнула. Я все слышал, где бы она в доме что ни сказала, даже шепотом. Вот и решила, что я за ней шпионю. А еще ей взбрендило, что в меня бесы вселились, потому что я мысли ее читал. Ну и все такое…
Клык кивает, а сам думает про Ангела.
— Я неделю на улице болтался. Должен тебе сказать, радости в этом мало. Это только дома под родительским надзором кажется, что улица — это свобода. Я как голодная бездомная шавка был, когда меня банда подобрала и под защиту взяла. Им плевать было, псих я или не псих. Им главное, чтоб на шухере кто-то все время стоял.
— И долго ты с ними кантовался?
Рэчет снова пожал плечами:
— Да вроде около пяти месяцев, а потом ты… — Внезапно он дернулся, чуть не подпрыгнул. — Кто там? Вон та? — И он вытянул шею из-за плеча Клыка.
Клык повернулся и выглянул в грязное окно столовки. Никого.
— Кто?
Рэчет вздыхает, будто Клык у себя под носом слона не приметил:
— Да вон та телка, блондинистая. У нее на записке твое имя написано.
Клык снова высунулся из окна и прищурился. Чуть ли не за три квартала смутно видно приближающуюся фигуру. Даже не различишь, парень это или чувиха.
Надо признать, такого мастерства он не ожидал!
Преодолевая страх и выровнявшись в воздухе, Газзи огляделся и с ужасом увидел, что Джеб стоит в дверном проеме падающего и дымящегося самолета.
Следующим быстрым взглядом мгновенно оценил ситуацию: рядом ни Дилана, ни профессора. Макс несет доктора Мартинез. Ангел, как может, поддерживает Надж и Игги. Значит, остается он один…
Он сложил крылья, изменил угол наклона тела и ринулся вниз. Джеб выпрыгнул и падает, беспомощно размахивая руками. Газ рванулся к нему и в тот же миг принял Джеба себе на спину. Тот развернулся, как утопающий за соломинку, схватил Газзи за руки и повис на нем тяжеленным тюком.
— Распластай руки и ноги! — кричит ему Газман. — Это замедлит падение.
— Я слишком тяжелый! — орет Джеб ему в ухо. — Ты меня не удержишь.
— Ух-х-х! — только и смог сказать Газзи. Ему хочется возразить Джебу, но он понимает, что тот прав.
— Газзи, послушай. Ты должен знать. — Газ почувствовал, что Джеб ослабил хватку. — Человеческая раса должна погибнуть, чтобы спасти Землю.
Газа передернуло от страха. Он в ужасе видит стремительно надвигающуюся на них землю, и сердце у него замирает.
— Так же, как я должен сейчас погибнуть, чтобы спасти тебя.
И, прежде чем Газзи успел сказать хоть слово, Джеб отпустил руки. Инстинктивно Газ потянулся снова поймать Джеба, но тот удаляется все дальше и дальше. Десять, двадцать, тридцать футов.
— Джеб! Прости меня! — кричит Газзи. — Прости!
Под ним, внизу, перекошенное от страха серое лицо Джеба стало уже совсем крошечным.
И тут Газман понимает, что больше он никогда Джеба живым не увидит.
И что в смерти его виноват он, Газзи.
