– Спасибо, что подвезли, – сказала она, когда Алекос выбрался из машины и открыл для нее дверцу.
– Не за что.
Случалось, что он подвозил ее несколько раз домой, и, когда она приглашала его зайти на чашку кофе, он всегда отказывался. Сегодня вечером Сара не собиралась приглашать его, но Алекосу вдруг захотелось зайти и посмотреть ее дом изнутри, в надежде узнать побольше о женщине, которая тесно работала с ним на протяжении двух лет и о которой он почти ничего не знал.
– Спокойной ночи. – Сара повернулась, чтобы уйти, но ее каблук застрял между неровными плитками тротуара, и она запнулась. – Ой.
– Ты в порядке? Вот что случается, когда с непривычки пьешь двойной виски, – нетерпеливо заметил Алекос.
– Мне кажется, я чуть подвернула лодыжку. Алекос… – Она повысила голос в знак протеста, когда он подхватил ее на руки и направился по дорожке к дому. – Правда, ничего страшного. Я в порядке.
– Дай мне ключ.
Она что-то тихо пробормотала, но, похоже, поняла, что спорить с ним бесполезно, и начала копаться в своей сумочке. Алекос взял у нее ключ и, открыв входную дверь, внес ее в узенькую прихожую.
– Я могу идти сама. – Она заерзала у него на руках, чтобы он поставил ее на ноги. Но когда ее грудь коснулась его груди, желание, которое он пытался безуспешно игнорировать на протяжении целого вечера, еще больше усилилось.
– Тебе не следует ходить на высоких каблуках, если ты потянула лодыжку.
– Я не потянула ее, – начала сердиться Сара. – Было очень любезно с вашей стороны подвезти меня домой, но не могли бы вы оставить меня одну, пожалуйста?
Он сделал вид, что не услышал ее просьбу, и прошел вглубь прихожей, мимо гостиной и небольшой кухни. Обе комнаты были выкрашены в бежевый цвет, который подходил по цвету к ковру, лежавшему на полу. С противоположной стороны находились две двери.
– Которая из них твоя?
– Вторая. Дальше я сама. Спасибо.
Но он не стал ее слушать и, открыв дверь плечом, вошел в ее спальню. Сара включила свет, и Алекос очень удивился, осмотревшись по сторонам. Стены комнаты были расписаны красивыми яркими цветами, и цветочный мотив продолжался на шторах и покрывале, лежавшем на кровати. Кровать Сары была завалена мягкими игрушечными медведями, среди которых восседал огромный розовый кролик. На фоне безликого дома комната Сары казалась очень яркой.
– Кажется, тебе нравятся цветы, – пробормотал Алекос. – А кто разрисовывал стены?
– Я.
– Да ладно? – удивился он. – Ты очень талантлива. Изучала живопись?
– Нет. Мать считала, что я потрачу напрасно время, если буду учиться живописи. Это она придумала, чтобы я пошла на курсы секретарей, потому что такая карьера более надежная.
✽ ✽ ✽
Саре хотелось, чтобы Алекос поставил ее на ноги и ушел. Спальня была ее личным пространством, и при жизни матери она оставалась единственным местом, где ее хозяйка могла проявить свою творческую натуру, которую, как оказалось, унаследовала от отца.
Отца, который отказался рассказать своим детям, что у них есть сводная сестра.
Сара пыталась с пониманием отнестись к словам Лайонела Кинсли, но чувствовала себя отверженной, и ее сердце болезненно ныло. У нее больше не было никаких родственников. Мать росла в приюте, и после ее смерти Сара осталась совершенно одна, пока не встретила своего отца.
Слезы, которые она пыталась сдержать на вечеринке, наполнили ее глаза и побежали по щекам. Сара вытерла их и подавила всхлип, но она чувствовала внутреннюю пустоту, зная, что не сможет встретиться со своим братом и сестрой на этих выходных. И возможно, они вообще никогда не встретятся. Наверное, отец пожалел о том, что нашел ее.
– Сара, почему ты плачешь? Лодыжка болит? – резко спросил Алекос.
Сара знала, что он не любил, когда люди выставляли свои чувства напоказ, и она сама старалась вести себя сдержанно. Даже когда умерла ее мать, она не стала горевать в открытую и с тихим достоинством приняла слова утешения от Алекоса. Ей тогда показалось, что он испытал облегчение, что его помощница предпочла оставить свои горести за дверью офиса.
Но теперь она не могла сдержать слезы. Может, все из-за виски, который лишил ее самообладания. Она никогда не испытывала сильной эмоциональной привязанности к матери, а после слов отца почувствовала себя еще более одинокой. Сара прижалась лицом к груди Алекоса и всхлипнула.
