Пока Сент-Ив ругал себя за бестолковость, Элла немного расслабилась; едва заметная улыбка тронула ее губы.
— Лично я не хотела с самого начала, — стала она растолковывать психологу, — никакой груди, волос, всей этой гадости.
— Всей этой гадости, — повторил Спаситель.
— Хотела остаться как есть.
— Маленькой девочкой.
— Да. То есть нет. В общем…
Элла снова замолчала.
— В общем? Договаривай, Элла. Ты можешь говорить тут все что хочешь. Это тебе никак не повредит. Так что же — в общем?
— В общем, глупость. В любом случае, это невозможно.
— Что невозможно?
— Перестать быть девочкой.
— Тебе не хочется быть девочкой?
— Мальчиком лучше, правда?
Она впилась в Спасителя взглядом, словно он должен был немедленно подтвердить, что так оно и есть.
— Значит, ты думаешь, что лучше быть мальчиком?
— Когда я рассказываю себе истории, то я в них всегда мальчик.
Тонкая белая кожа Эллы вновь порозовела, словно внутри зажглась лампочка под розовым абажуром.
— Вечером перед сном я ухожу в мечты. — Голос Эллы зазвучал восторженно. — Как будто меня зовут Эллиот, а не Элла. Я всемогущ. Я вижу людей насквозь, и, если у человека злое сердце, если он может причинить мне вред, я могу его уничтожить. Да-да, уничтожить! И как будто есть девушка, влюбленная в меня, она дочь короля, мы можем видеться только тайно, в темном-претемном погребе, потому что ее старший брат хочет завладеть моим даром.
Тут Элла очнулась и поняла, что сидит перед психологом, человеком из мира взрослых.
— В общем, ничего интересного, — прибавила она, усмехнувшись.
— Почему? Хорошая история. Это же счастье, что ты можешь рассказывать себе истории. Воображение — как волшебная палочка. Извлекает из глубин нашей души очень важные и интересные вещи.
Под бархатный, убаюкивающий голос Спасителя Элла заплакала; слезы текли, но она их не замечала.
— У каждого из нас есть двойник, который живет в каком-то ином мире. Мы читаем книги, ходим в кино, играем в компьютерные игры, странствуем в интернете по виртуальным мирам и воображаем себя кем-то другим. Ты создала свое собственное королевство, Элла, и стала в нем принцем Эллиотом.
— Не принцем, а рыцарем, — поправила Элла, шмыгнув носом. — Я — рыцарь Эллиот.
Сент-Ив протянул ей коробку с бумажными платками, и она машинально вытерла нос.
— А потом мне приходится расставаться с моим миром и идти в школу.
— Приходится, — подтвердил Спаситель.
— И мне не хочется туда идти.
— На это требуется немало мужества. Бери с собой своего рыцаря, неси его в своем рюкзаке.
Сент-Ив улыбнулся девочке, не слишком надеясь, что его рецепт будет одобрен.
— Я пробовала, — ответила она и тяжело вздохнула.
Задумавшись, они оба замолчали.
— Почему другие взрослые не похожи на вас? — спросила Элла вслух.
— Взрослые не видят настоящей Эллы. А ты? Ты видишь взрослых такими, какие они есть?
— Может быть, и не вижу, зато я их слышу, — ответила она. — И то, что они говорят, мне неинтересно.
— И что же они говорят такого неинтересного?
— Папа, например, говорит: «Ты меня огорчаешь, Элла. Старайся, как твоя сестра. У твоей сестры нет школьной фобии. Вообще все фобии — бабьи сказки. А все психологи — гомосеки». Ой, прошу прощения! Но папа так говорит.
Сент-Ив от души расхохотался:
— Ничего страшного. Нелюбовь к психологам — распространенное явление. А мама тоже говорит, что ты ее огорчаешь?
Элла на секунду задумалась, потом лицо ее осветилось улыбкой.
— Нет, мама так не говорит.
— Она за тебя волнуется, но не осуждает. Ей хочется, чтобы ты была счастлива. Именно это я от нее услышал, когда вы пришли ко мне в первый раз, — подтвердил Спаситель.
Лазарь в коридоре сообразил, что сеанс подошел к концу и ему пора закрывать дверь. Он вернулся на кухню очень взволнованный — его волновало все, что касалось Эллы. Он вытряхнул содержимое ранца на старый деревянный стол и взялся за фломастеры.
Когда Спаситель вошел в кухню, сын встретил его очередной смешной загадкой.
— Пап! Тили-бом! Тили-бом! Загорелся кошкин дом! Чем ты поможешь кошке?
На лице Спасителя изобразилось недоумение.
— Правильно! Прикинься шлангом!
Спаситель немного тормозил после трудного дня, так что включился не сразу.
