Состояние опьянения прошло. Его место заняла пустота, ощущение безвыходного одиночества и злости.
Макаров встал, прошелся шатаясь по комнате. Уперся в дверь, соединявшую рабочую комнату зарядной с самим раздаточным складом. Дверь была заперта, ключи от нее всегда хранились у старшего взрывника. Вспомнил, что только позавчера туда загрузили большую партию свежей взрывчатки. Зачем-то потрогал замок и пломбу.
«Я слышал, что в вашем складе иногда бывает немало динамита. Подумайте…» Так, так… Что же этим хотел сказать Рыжий?
А ну как взорвать? Если динамитом целиком заполнен основной склад, что в полукилометре отсюда, то он сдетонирует. Взрывная волна и обломки горящих строений… Мысль работала лихорадочно…Повалятся трубы электростанции и фабрики, загорится контора, а за ней и жилые дома. Пусть тогда выскакивают в чем мать родила!..
…Вот будет им праздничек!.. А сам?.. Можно успеть уйти. Выбрать шнур подлиннее, зажечь — и ходу!
Остальное было делом нескольких минут.
— Макаров стащил с полок подготовленные к утренней смене сумки взрывников. Свалил их у внутренней двери в склад.
Потом аккуратно заправил в капсюль конец от большого куска бикфордова шнура, осторожно прикусил его края зубами. Порылся в сумках, перебирая серо-желтые колбаски динамитных патронов, завернутых в промасленную вощеную бумагу. Наконец ему приглянулась колбаска, раза в полтора длиннее ладони; проткнул карандашом с торцовой части довольно глубокое отверстие и погрузил в него капсюль.
Положил патрон на стол.
В бутылке еще осталась сивуха. Присел, чтобы допить. Не пропадать же добру, да и неизвестно, какой окажется дорога.
Пощупал деньги в потайном кармане. На первое время хватит, а там видно будет.
Патрон лежал на газете рядом с фотографией…
Взять ее с собой? Он уже протянул было руку и отдернул ее.
Страшные мысли громоздились одна на другую.
Ну хорошо. Пусть он уйдет, исчезнет, скроется от ответственности. А дальше что?.. Чем все это кончится, когда и как?..
Может быть, проще — закончить сразу счеты и с рудником, и с хозяевами, и с этой фотографией, которая теперь все равно не даст спокойно жить.
Макаров зарядил еще один патрон и заложил его в чью-то сумку, приготовленную на утро, а первый заправил за околыш шапки-ушанки, лежащей на столе.
Несколько минут что-то писал на листке бумаги, вырванной из тетрадки для записей работы взрывников. Завернул записку в газету и засунул себе за голенище…
Медленно поднялся с места, обрезал шнуры у обоих заряженных патронов так, что они должны были сгореть за одну-две минуты… Подошел опять к двери, ведущей к складу… Надел шапку, закурил и той же спичкой по очереди зажег оба шнура.
Всеми силами прижавшись к двери, чтобы не упасть, он лихорадочно затягивался махорочным дымом… Раз, другой… Но поймав себя на желании сбросить с головы страшную шапку, выплюнул закрутку, схватился руками за дверь и запел, вернее, зарычал:
«Соловей, соловей, пташечка…»
Довольно сильный взрыв сразу нескольких патронов динамита разбросал и поджег зарядную. Уже через несколько минут прибежали люди.
Пожар был потушен. Среди обломков помещения нашли обезображенный труп старика.
Поселок об этом происшествии услышал только утром, когда люди пришли с ночной смены.
Макаров не знал, что в этот самый день, когда он уезжал на железнодорожную станцию для встречи с Рыжим, из зарядной была вывезена вся взрывчатка.
Одно за другим уходили под крыло самолета знакомые места сначала Подмосковья, затем Поволжья, Урала. Короткая остановка в Свердловске, и вот уже самолет идет над необъятными просторами Сибири.
Целина… Самолет идет две, три, пять минут над сплошной пашней, и, только когда вспаханная земля сменяется перелеском или нетронутой степью, вы вдруг понимаете, что поле это далеко не обычно; оцениваете скорость воздушного лайнера, и… дух захватывает от сознания совершенного там, на сибирской земле, великого подвига.
Посадка. Люди, которые летели позднее, через год-два, уже видели здесь аэровокзал. Наших героев встретило несколько временных деревянных строений, далеко еще не оборудованный аэродром на берегу небольшого озерка и пыльный ветер, идущий от степи. Колючий степной ветер здесь принято называть «ржавым», потому что тонкий рыжеватый песок действительно обладает своеобразным вкусом ржавчины.