- Нечего сказать, славный побег, - пробормотал он себе под нос. - Вот ведь мудак! Мне следовало знать, что ты опять обосрешься!
В дальнем конце арены пять ленкатов препирались над последним куском козлиного трупа. Когда этот кусок исчез в пасти самого крупного, остальные стали оглядываться по сторонам, выискивая, чем бы еще подкормиться. Все как один заметили осла и с дружным ревом бросились к нему.
Осел застыл в стоическом ожидании. Он знал, что может справиться с одним ленкатом, но биться сразу с пятью было равносильно попытке остановить большую и очень мощную мясорубку, сунув туда голову. Впрочем, выбора у него не оставалось. Побег отпадал - бежать было просто некуда. Взлететь в небо или зарыться глубоко в песок было бы вполне возможно, имей он крылья или мощные лапы, и осел снова столкнулся лицом к лицу с тем извечным фактом, что в нормальной, повседневной жизни от копыт на самом-то деле почти что ни клята толку. А посему он просто стоял и ждал.
Самый быстрый из ленкатов бросился на осла, его смертоносная пасть раскрылась... и вдруг осел исчез в раскаленном воздухе, словно кто-то взял и повернул выключатель. Рухнув на песок в сплетении лап, клыков и шерсти, ленкат замер у подиума совсем рядом с трупом его собрата. Четверо остальных, у которых так нагло и внезапно украли добычу, взвыли от ярости, а потом, не найдя ничего лучшего, принялись рвать на части труп товарища.
Толпа совсем взбесилась. Наблюдать за тем, как стадо безобидных домашних животных рвут на части, было забавно, но чтобы одно из них вдруг оказало противодействие и убило ленката, а потом просто взяло и смылось... это уже было нечто совсем особенное. Полный восторг! Так что все топали, радовались и аплодировали, а развалившийся в кресле над подиумом Миад Многоречивый впервые со дня своего избрания улыбнулся. Только Нуддо Болтливый, стоя за воротами арены, гневно хмурился и на чем свет стоит проклинал укротителя. Впервые за многие годы его капитально обставили, причем сделал это даже не воин, а паршивый бурый осел!
Нуддо Болтливый был не на шутку раздосадован.
* * *
Зато клиенты заведения Крысодава на восточной стороне Забадая оказались вполне счастливы, поскольку был вторник, а как гласила корявая надпись над стойкой, "Ва фторник - щасливый вечер у Крысадава".
Крысодав, полуорк с недюжинным деловым чутьем и похожей на больное легкое физиономией, придумал "Щасливый вечер", дабы противостоять тлетворному влиянию нового винного бара, который открылся по соседству. Главная идея заключалась в том, что ты платил полную цену за первую кружку, а затем за каждую последующую на десять процентов меньше, чем за предыдущую. Таким образом, если первая кружка стоила 100 бронзовых шаблонов, вторая стоила 90, третья - 81, четвертая - 73 и так далее. Все забадайцы любят покупать по дешевке, а посему каждый вторник у Крысодава было не протолкнуться. Каждый изо всех сил старался добраться до рекордного процента от полной цены. В результате все вусмерть нажирались и совершенно не замечали, что Крысодав их нагло обсчитывает.
Каждый вторник Крысодав делал целое состояние.
Клиенты у стойки так сосредоточились на выпивке, что никто не заметил, как Тарл внезапно материализовался на стуле в углу. В руке у него по-прежнему была бутылка вина, а на физиономии - та самая пьяная ухмылка, которой он одарил коренастого воина. Из-под его куртки торчала солидная пачка купюр.
Оглядев знакомое окружение, Тарл перевел дух. Запахи скисшего пива, эльфийской травки и свежей блевотины создавали странный комфорт, и Тарл щелкнул пальцами официантке, заказывая кружку, но тут вдруг понял, что во всей этой сцене чего-то недостает. Вдоль стойки бара выстроилось множество людей, несколько полуэльфов и пара гномов. Там имелись столы, стулья и жуткое море выпивки. Но в этом заведении решительно недоставало ослов.
Нижняя челюсть Тарла отвалилась, а на его лицо наползло выражение дикого ужаса. Торопливо, с запинками, он пробормотал заклинание, но ничего не произошло. Он попытался снова, глаза его закрылись, руки он вытянул перед собой. Жилы на тощей шее вздулись от напряжения. Обильный пот выступил у Тарла на лбу, а ладони сжались в уродливые клешни.
