— Больно?
— А ты как думаешь?
Вихрова сказала:
— Ну, я рада, что дело кончилось благополучно, Гена. Мы с твоей мамой уже не знали, что и думать. Все отделения милиции обзвонили. Как же ты не подумал о том, что мама будет тебя искать, будет беспокоиться, будет переживать…
— Ни чик! — сказал вдруг Генка непонятно. Вытирая голову сухим полотенцем и чувствуя себя отлично, — как видно, мать совершенно угнетена происшедшим и напугана его исчезновением! — он сообразил, что теперь его позиции в доме укреплены сильно, и спросил. — А бурундук где?
Фрося бросила взгляд на Вихрову, медля с ответом.
— Очень грустно, Гена, что так получилось! — сказала Вихрова, краснея. — Бурундучишка шнырял по всем комнатам. Забежал и к нам. Тут его увидел Васька. Думал, что крыса, наверное. Ну и… Я даже ревела — такой красивый, милый зверек! Игорешка до сих пор не может видеть Ваську и не пускает его в комнату. Живет Васька в кухне…
«Убью!» — подумал Генка, сверкнул злыми глазами на Вихрову и отвернулся от нее.
— Я на двор пойду! — сказал Генка и потянулся к своему ватнику.
Мать кивнула головой. Вихрова вышла. И Генка легкими ногами пошел из дверей.
Его триумфальное шествие под покровительством старшины милиции не прошло незамеченным во дворе. Уже по узенькому тротуару слонялись, изнывая от любопытства, и близняшки, и Мишка Аннушкин, и ребята из второго каменного дома, где жили Ирочка-балерина, тихий Шурик-мудрец и всякая другая мелюзга.
Темноглазая Наташенька и светлоглазая Леночка, двойняшки, так и схватились руками за Генку, когда он сошел с лестницы Мишка хлопнул его по плечу:
— Здорово! Где ты был? А что с милиционером?
Генка ответил Мишке тем же, хотя Мишка и не заметил этого толчка, а Генкино плечо, куда пришелся удар Мишки, прямо по синяку, заставило его скривиться от боли. Генка и всегда-то считал Мишку как бы существом низшего рода: Мишка не дрался и ни на кого не задирался, ограничиваясь добродушной усмешкой, когда его задевали, — а теперь ореол героя, личности необычайной, прибавил Гонке спеси. Он ответил небрежно:
— На чердаке банка ночевал. Лафа, понимаешь! Темнота, понимаешь. Привидения всякие! Крысы во-от такие!.. Ни чик!
Близняшки съежились от страха, но их глаза с обожанием были устремлены на Генку. «Ой, я боюся!» — сказала Наташка и спряталась за брата.
— А чего делали-то на чердаке? — спросил Мишка, сопя.
— Ну, покурили… Выпили, понимаешь! — сказал Генка с той же покоряющей небрежностью и добавил многозначительно. — И вообще!
Он достал из кармана измятую папироску, спички и, бросив наверх воровской взгляд — не глядит ли мать? — закурил, пуская дым в рукав.
— Ой, курит! Генка курит! — сказала Леночка, не зная, как к этому отнестись, но смутно предугадывая, что на старом дворе начинается новая эра культуры — до сих пор никто из ребят здесь не курил.
— Дурак! — сказала Ирочка. — Вот будет у тебя тубор… это самое… чахотка!
— Не учи ученого — съешь дерьма печеного! — отразил Генка неожиданный удар со всей находчивостью и остроумием, на которые был способен и которые заметно возросли после исчезновения его из дома и пребывания в обществе людей, повидавших свет, каким конечно же был Сарептская Горчица и другие такие же светские люди, про которых намеками говорил новый друг Генки…
— Пойдем, Шурик! — сказала Ирочка брату.
— Иди почитай, читатель! — саркастически, плюнув в сторону на три метра — у него было время усвоить этот великолепный аристократический прием! — сказал Генка и захохотал, давясь от смеха. Он так хохотал, что всем остальным ребята показалось, что чтение книг — это совершенно глупое занятие.
Шурик посмотрел на него.
— Я не дам тебе больше водить Индуса за поводок! — произнес он. — Почему ты Ирку обижаешь?
И они ушли, держась за руки.
Генка вытащил окурок изо рта и дружески предложил Мишке:
— Хочешь сорок, салага?
Близняшки кинулись домой, закричав одновременно:
— Ма-ама! Ма-ма-а! Мишка курит.
— Да ну тебя! — сказал Мишка неловко.
И Генка, показывая свою щедрость и свое богатство, кинул окурок на землю и затоптал носком башмака — с тем же шиком бывалого человека.
