Но сцена внезапно усложнилась. От неба, похожего на грязное одеяло, отделились две пилюли – да это же вертолеты – и спустя десять секунд произвели ракетные залпы. По катеру и по надстройке судна. Ракеты, скатившись сверху яркими шариками, сыграли точно.
Судовую надстройку объемным боезарядом превратило в скомканную туалетную бумагу. А кунфушный катер, благодаря умелому воздействию кассетной боеголовки, обернулся снопом бенгальских огней, которые осели черной трухой на морскую гладь.
Никаких других останков я на поверхности воды не различил.
– Точную наводку я сделала? – похвастала Камински и поиграла лазерным «фонариком»-целеосветителем.
Немного погодя один из двух вертолетов, огромная машина с защищенным винтом роторного типа, завис над палубой, гоня ледяную крошку на лица совсем очумевших матросов-негров. Из открывшегося люка упало несколько трапов и сетка-люлька. Заодно на резиновых тросах спустилось пяток солдат и офицер.
Несмотря на то, что вертолет и вояки были без опозновательных знаков, я сразу узнал наших.
Офицер направился ко мне – это был один из тех солдафонов, которых я видел в подземном бункере военной разведки.
На этот раз он представился:
– Полковник Лучинский… Ваджрасаттва с вами?
– А как же, в виде леденца.
Я показал пальцем на трюм.
Спустя десять минут мы с Камински уже сидели в здоровенной кабине вертолета и дули чай с шоколадом.
Биокибернетик пребывал пока в состоянии «мертвой царевны». Температура полутрупа, десять ударов сердца в минуту, еле заметное дыхание. Полковник принял решение оставить его в виде «леденца» – неудачно разморозишь и довезешь одну тухлятину. А за это дело генерал головку снесет… Две новые капельницы добавляли ученому консервантов в задубевшее тело. Для пущей сохранности «мертвую царевну» положили в «хрустальный гроб», если точнее, в бортовой холодильник.
Похоже, задание родины выполнено. По-крайней мере, свою часть задания мы с Камински исполнили.
Камински вначале отдыхала на скамье напротив; поверх трофейного халатика на ней сейчас была здоровенная десантная куртка. На лице лишь какие-то остатки валькиристости: может, дело даже не в маске, а в душевном настрое – ее и моем.
Затем Камински перебралась ко мне и села вплотную, пусть места свободного хоть отбавляй. Солдатики-то вообще играли в карты на другом конце кабины, а там и вовсе закемарили. Полковник подробно расспросив нас, тоже не показывался. Наверное, ему было неловко, что сам-то он ничего рассказать не может.
– Спасибо, Дима, что отогрел меня.
– А что ты разве не спала, когда я старался? Откуда ты вообще знаешь, что это был я, а не дедушка Мороз.
– Дедушка Маразм. Да не спала я, хоть не могла пошевельнуть даже пальцем. Хреновое ощущение. И еще я думала, что кунфушники достанут меня и здорово потешатся. Знаешь, я не люблю быть пассивным объектом.
– Я это заметил.
– Пошли в кабинку стрелка. – предложила Камински. – Оттуда здоровский вид.
Мы поднялись по трапику в кабинку – наполовину прозрачный фонарь, несколько правда загроможденный казенной частью турельного пулемета и свисающей лентой с самонаводящимися реактивными пулями калибра 12,7 мм.
Мы уселись на сидение, вращающееся вместе с кабинкой. Вид и в самом деле был здоровский. Где-то внизу ворочалось холодное море и били заряды ледяной крупы. Но сейчас мы поднялись выше облаков и закатное солнце красило их верхнюю кромку в розовый свет, придавая им кажущуюся плотность матрасов.
– Вот бы там поваляться, – сказала Камински.
– Давай не будем туда торопиться.
– Ты знаешь, если честно, когда ты прижимал меня там в трюме, мне почему-то захотелось быть пассивным объектом.
– Не забывай, что прижимал-то я тебе всего лишь к груди. – напомнил я, пытаясь разгадать, что у напарницы на уме. Замысел очередного убийства или?..
– А еще как-нибудь можешь? – подначила Камински и я уловил новые интонации в ее голосе.
– Да боюсь я тебя, неохота связываться.
– Не бойся, я снова семнадцатилетняя гимназистка.
– Сигнал понял без СБС.
Действительно, почему нет? И в самом деле, Камински перестала излучать плотоядную сосредоточенность. Доспехи валькирии как будто треснули.
