Родом он уралец. В крепостное время начальство на Урале трепетало перед разбойником Варфоломеем Лушниковым. Сын его Феофилакт – богатырь, среди прочих заводских возвышавшийся, как сенбернар среди дворняжек, – был нрава тихого и лучший сапожник в округе. Таким же богатырем рос и его мальчишка Аполлошка Не боек, не задорен, но горяч и тяжел на руку. Соседние ребята ходили все точно меченые: у кого синячище такой, что глядеть страшно, у кого нос на боку, трех зубов нет, у кого рука на перевязи. «Да чо же эко-то! – охали старухи. – Видать, от худова корню! Чисто Варфоломей-разбойник! Счувай ты его, прокляненного!
Напринимаешься ты горя с этим парнем!» – предсказывали они отцу.
Надоели сапожнику жалобы. Сшил он парню выростковые сапоги, семимильные, с ремешками, завязывавшимися чуть не около Аполлошкиных ушей, и отвел в заводскую контору.
– Старайся, – наставлял он сына. – Станешь «приказеей». Будешь сидеть на стуле, по бумаге чирикать. Только и делов. Лучше, чем на огненной работе у домны.
Но в первый же день вышла в конторе оказия, не слыханная в летописях заводского управления.
Потерялся у Аполлошки пакет с полугодовым срочным отчетом.
– Рассыльного! – прогундосил бухгалтер.
Замерла контора. Знают, быть буре. Бухгалтер служил еще в старое время у прежних владельцев-графов, старик – кипяток.
Привели Аполлошку. Не робкий был, а оробел. Уставился на свои семимильные – и как пень.
– У, разбойничья морда! – налетел на него бухгалтер. – Ишь сбычился! В глаза не смотрит... Его не рассыльным, а нож в руки да на большую дорогу. Где пакет?
Аполлошка – будто не с ним говорят. Ремешки колупает.
– Скажите, товарищ, – мягко обратился к нему делопроизводитель, – куда вы отнесли пакет?
– Отвечай нам, товарищ, – ехидно гундосил бухгалтер. – Куда пакет утоварищил?
Сопение...
– Я тебя спрашиваю, олух царя небесного?
– Нешто я знаю, – чуть слышно наконец прошипел парень.
– А кто ж знает! – передразнил его старик. – Стол этот или кресло, по-твоему, знают, дубина?
В конторе фыркнули.
– Ну?!
– Не запряг еще, чо нукашь? – неожиданно огрызнулся обиженный Аполлошка.
Придушенный смех пронесся по столам.
– Ого! – подскочил старик. – Крупненько поговариваешь. Подыми-ка морду, авось не отвалится. Глянь на меня!
– А каки на тебе узоры?
Тут чаша терпения бухгалтера переполнилась. Забывши про советские порядки, запустил он по старинке свои «гребли» в светлые кудри.
– Я тебе разведу узоры! Я тебя научу со старшими разговаривать! – Сгреб Аполлошку, только «семимильные» по полу загремели. – Где пакет? Где пакет? Где пакет? Где пакет?
Аполлошка ужом вьется, и вверх башкой и вниз – никак.
Из завкома прибежали: «Что вы делаете?»
А бухгалтер себя не помнит, вертит.
– Я тебя выучу! Ты у меня на копытцах пойдешь!
Аполлошка ополоумел. В голове все встряслось. «Оторвет башку, открутит напрочь, ей-бо!» Не помнит, как сцапал, что попало (оказалось, банка с зелеными, копировальными чернилами), – и бац!
Контора аж ахнула, а затем точно вымерла. Тишина.
И пальцы разжались. Бухгалтер упал в кресло.
Аполлошка глянул, самому страшно. Сидит бухгалтер в кресле. Усы зеленые и борода зеленая. Верно, в харю угодил. По пиджаку зеленые реки...
В окно да в сад! Аполлошка перескочил палисадник и в горы. Как волк, как дед Варфоломей.
До вечера сидел в неприступных камнях. «Папану теперь на глаза не показывайся», – резонно рассудил он. Ночью с отчаяния забрался в проходивший грузовой поезд. И поезд увез его неведомо куда. Наутро проснулся, вылез в Свердловске. Город большой, беспризорных целый табун. Решил тут и остаться. «Прощай, папан и маманя!» – махнул грязной рукой, утирая слезы. Так какой-то дурацкий пакет направил человеческую судьбу.
Поступил Аполлошка сначала к сапожнику, дело знакомое, но скоро не понравилось, бросил. Продавал газеты, воровал яблоки у торговок, носил пассажирам багаж. Стал бы беспризорным, но неожиданный случай опять направил его по другому, еще худшему пути. Однажды полуголодный, как всегда, он тащил к вокзалу чемодан двум иностранцам. Удивившись силе двенадцатилетнего мальчика, они щедро дали на чай и спросили, откуда он, где родители. Аполлошка струсил, соврал, что круглый сирота.
