А на горизонте тихо, неподвижно замерла громадная льдина, на которой что-то темнело.
Профессор вынул бинокль и поднес к глазам. Вдруг руки его дрогнули. Бинокль так и запрыгал около лица. Созерцатель скал и ребята с удивлением смотрели на него.
– Что там?
Он не ответил, продолжая смотреть. Вдруг бинокль глухо шлепнулся о песок. Булыгин, бледный, диким взглядом обвел всех.
Федька быстро поднял бинокль.
– Что там? – заинтересовавшись, впились все в него.
Булыгин тоже глядел на вузовца.
Федька, видимо, нервничая, опустил бинокль, протер глаза. Снова припал к нему. Через минуту он, удивленно глядя на всех, сказал:
– Или я сошел с ума... Или там... Попрядухин и... Алла.
...Когда старик открыл глаза, его несли в баркас. Алла уже сидела там. Другая лодка снимала Сивку и собаку.
...Быстро приближались берега.
Кто это? У Попрядухина чуть не отнялся язык.
Профессор? Ребята – Тошка с Федькой, Майдер, Созерцатель скал? Значит, они на Ушканьих? Нет! Вот какие-то стены.
Тут он узнал место. И объяснилось, какие скалы он видел. Очевидно, пока они лежали, незаметно для них море вскрылось. Льдину их ветром прибило к берегу, где находился Посольск.
Шатаясь на слабых ногах, Алла вышла из лодки.
– Отец! – воскликнула она, увидев Созерцателя скал, по лицу которого текли слезы. – Отец! Отец!
– Дочь моя! – шептал он, прижимая ее к сердцу.
– Профессор! – вскинула девушка голову от груди отца. – Вы не узнаете меня? Это я, ваша Алла!
Настоящее счастье – то, которое приходит неожиданно. Булыгин верил и не верил.
– Надо быть сумасшедшими, чтобы пуститься в такую пору по Байкалу, – говорил Тошка радостно.
– Твердит, как безумная: ехать! ехать! Ну, и поехали! – бормотал сконфуженно Попрядухин, сразу оживший после водки. – И впрямь сумасшедшие. А я уж думал было того... Питомник пушных зверей, до свиданья!
Рассказывать, как и что случилось, хватило бы на несколько дней. Но Алла от слабости молчала и только улыбалась.
Говорить пришлось старику. Он чуть не лишился своих усов от поминутного закладывания.
Спасенных повели в избу отогреваться. Профессор, поддерживая Аллу, еще шатавшуюся от слабости, помогал ей взойти на крыльцо. В эту минуту взгляд их упал на залив.
То, что представилось их глазам, было так неожиданно, что оба замерли.
Там, где полчаса назад громоздились льдины, служившие им плотом, шумело чистое, свободное море. Запоздай они немного... И одновременно от этой мысли профессор и Алла взглянули друг на друга.
– Алла! – прошептал он.
Она приподнялась и поцеловала его.
Точно обезумев от радости, от свободы, волны плясали по всему простору залива, как пьяные, хлестали брызгами и смеялись.
Славное море, священный Байкал,
Славный корабль, омулевая бочка!
Эй, баргузин, пошевеливай вал!
– донеслись в эту минуту дружные голоса подвыпивших поморов.
Плыть молодцу недалечко...
Созерцатель скал смотрел на море, на двух счастливых, стоявших на крыльце, и в груди его росло и ширилось что-то горячее и радостное. Ему тоже хотелось петь про «священный Байкал».
