Они оба рассмеялись. Доктор положил трубку и тотчас позвонил своему брокеру на Беверли-драйв.
— Дейв, какова ситуация с «Федерейтед Электроникс»?
— Господи! Надеюсь, вы их уже скинули?
— Я спрашиваю для друга.
— О, — с облегчением выдохнул брокер. — Мы продали акции большинства наших клиентов. Мы считаем, курс достиг потолка и теперь начнет падать. Когда это произойдет, берегитесь! Позвоните вашему другу, пусть продает.
— Хорошо, хорошо, — торопливо сказал Ирвин Коун, словно он спешил освободиться, чтобы оказать услугу другу.
Однако, положив трубку, он позвонил не Энсону Тафту, а Спенсу Гоулду. На все вопросы Спенса Доктор ответил только одной фразой:
— Когда Тафт позвонит, немедленно свяжись со мной.
В понедельник, когда на Побережье открылась биржа, курсы покупки и продажи составили пять и шесть долларов соответственно. В одиннадцать часов Тафту позвонил мистер Бартон. Он напомнил мистеру Тафту, что пришел срок выплаты процентов в размере двух с половиной тысяч долларов наличными.
— Не беспокойтесь! — нервно ответил Тафт. — Я отдам их вам. — Когда?
— Завтра!
— Хорошо. В противном случае мне придется обратиться в наш отдел сборов. Хотя мне очень не хочется поступать так по отношению к человеку, имеющему жену и детей, — зловеще произнес Бартон.
Тафт положил трубку, решив выждать один день. К шести часам по нью-йоркскому времени, когда закрылась биржа на Тихоокеанском побережье, курсы покупки и продажи упали до трех с половиной и четырех долларов при минимальном объеме сделок.
Все остальные сотрудники Си-би-эн ушли домой. Только Тафт оставался в своем темном кабинете над Рокфеллер-Плаза. Он посмотрел на город, на Пятую авеню с ее яркими магазинными витринами и потоком такси, частных автомобилей, автобусов. Внизу люди катались на коньках по льду под музыку, не проникавшую через стеклянные окна комнаты.
Баффи тихо вошла в кабинет. В окне появилось отражение ее хорошенького лица и светлых волос. Тафт повернулся, собираясь обнять ее; он протянул руку к груди женщины. Баффи немного отстранилась. Он посмотрел на нее. Лицо секретарши было спокойным, холодным.
— Баффи?
— Что ты собираешься делать? — деловито спросила она.
— Пойдем в «21». После обеда с мартини мой мозг заработает лучше.
— Хм, — произнесла она, отклоняя его приглашение.
— Бафф? — растерянно сказал он.
— Я сегодня приняла решение. Я войду в «21» только в качестве миссис Энсон Тафт. Сейчас это кажется весьма маловероятным, да?
Он повернулся, чтобы прижаться к ней, почувствовать близость ее тела.
— Я выкарабкаюсь! Найду деньги, чтобы откупиться от Селии и обеспечить детей.
— Энс, под это обещание я ела, пила и спала с тобой целых три года. И ничего не произошло.
Ее ледяной тон изумил Тафта.
— Пойми, что я не гожусь на роль экскорта для посещения «21». Я не шлюха, к которой ты можешь заглядывать вечером перед возвращением домой в Гринвич. И я не становлюсь моложе. Я способна позаботиться о себе сама. Именно это я собираюсь сделать.
Иногда по вечерам в офисах над Рокфеллер-Плаза звучит суровая правда.
— Баффи… — с изумлением и обидой в голосе промолвил Тафт.
— Я люблю тебя, Энс. Но не так сильно, как ту жизнь, которую я запланировала для себя.
Она начала убирать свою руку, когда зазвонил личный телефон Тафта. Он услышал голос, успевший стать хорошо знакомым.
— Мистер Тафт, в какое время завтра я получу деньги?
— Кто дал вам этот номер?
— Разве он неправильный? — спросил Бартон. — Послушайте, Тафт, у нас есть свои правила. Передав дело в отдел сборов, мы не контролируем их методы работы. Я ясно выразился?
— Да, да. Ясно.
— Итак?
— Позвоните мне утром, — сказал Тафт, пытаясь закончить разговор.
— В какое время?
— Утром.
— Когда именно?
— В одиннадцать. В одиннадцать часов.
— О'кей. Значит, в одиннадцать.
В следующие пятнадцать минут Баффи и Энсону Тафту удалось найти Спенсера Гоулда в парилке «Атлетического клуба». Спенс немедленно позвонил Доктору в Беверли-Хиллз. Через полчаса в кабинете Энсона Тафта снова зазвонил его личный телефон.
— Энсон, это Ирвин Коун. Сожалею о том, что у вас неприятности. Помните, я советовал вам продать «Федерейтед», но вы сказали «нет». Ну, это дело прошлого. Я не хочу, чтобы вы беспокоились из-за Бастионе.
