Ни один русский чиновник не подумает сделать что-нибудь прямо, если существует какой нибудь извилистый путь, который приведет его к цели. Так было и тут. Полковник Франк телеграфировал от моего имени всем станционным комендантам по линии, приказывая им под страхом высшего наказания очистить соответствующие участки пути и на всех остановках держать наготове специальные паровозы, чтобы брать поезд адмирала в момент подхода его к станции. Подкупив старого русского про
водника, мы добыли русский флаг, прикрепив его к вагону адмирала; мы сделались, таким образом, первым русским поездом, который осмеливался носить русский флаг втечение почти года. У нас было также два английских флажка, так что русские чиновники стали подозревать, что тут во всяком случае была комбинация цветов, заслуживающая величайшего уважения.
В результате, отправившись почти на сутки позднее назначенного срока, мы прибыли к месту назначения за час раньше. Нас ожидал почетный караул и завтрак более или менее разнообразного характера. Затем подношение хлеба-соли на изящном деревянном блюде, на котором руками дам был изображен древний монастырь, под стенами которого и должна была происходить церемония. Проходили мы мимо здания, в котором был заключен царь Николай II со своей семьей и откуда они были выведены на смерть. Мне не хотелось верить рассказам о несказанных ужасах, которым подверглись женщины царской семьи, но об этом говорили категорически. Лучше всего не верить ничему, о чем слышишь в России, и даже то, что видишь, в действительности не всегда таково, каким оно кажется.
По дороге мы приветствовали флаг на консульстве, где наш добрый товарищ и приятель-земляк, консул Престон, давал уют и бодрость как человеку, так и животному. Вдруг мы повернули направо и вошли в квадратный сквер, уже окруженный со всех сторон чешскими войсками, пехотой, артиллерией и кавалерией. Было действительно грандиозное зрелище. В высоком углу сквера была устроена платформа, справа от которой нам отвели почетные места; по какой-то странной причине, которую я не мог понять, потребовали исполнения британского национального гимна, во время которого вся чешская армия взяла «на-караул», так как вошел генерал Гайда и его штаб со знаменами. Я чувствовал, что мы присутствуем на празднике рождения новой нации. Сцена носила отпечаток особой торжественности-. Одной из частей был мой старый Уссурийский батальон, и мой старый кум, капитан (теперь полковник) Стефан, был теперь самым гордым человеком, когда он нес полученное из рук священника только-что освященное знамя своей страны.
Тогда же я был представлен молодому блестящему чешскому офицеру, генералу Гайда, который благодаря своей отваге.
сыграл такую важную роль, пробивая для своей армии путь с запада на восток. Затем был обычный банкет, на котором адмирал Колчак произнес свою первую значительную речь со времени назначения своего на пост военного министра. Со своей стороны, я выразил удовольствие моей страны по поводу рождения новой нации и возрождения свободы среди угнетенных народов мира. Я выразил также удовольствие, что первым делом нового русского военного министра былопосещение фронта и личнЬе ознакомление с условиями русского солдата, который так доблестно сражается для защиты народа и государства от насилия и анархии.
После церемонии мы тотчас же направились на кунгурский фронт и раннее утро застало нас скользившими вниз с европейского склона Урала. Огромные леса, отягощенные снегом, покрывали склоны гор, а температура стояла совершенно немыслимая для военных операций британской армии. Около И ч. утра мы прибыли в главную квартиру армии, находившейся под командой генерала князя*-Голицына. Мы долго беседовали, а затем завтракали за офицерским артельным столом, который помещался на восьмиколесном американском тракторе. Случайная бомба разорвалась сначала справа, а затем слева, не ни одна не подлетела ближе, и около 2 ч. пополудни огонь замер совершенно. Решено было отправиться на передовой пост и захватить с собой оркестр, чтобы дать возможность как друзьям, так и врагам насладиться британской музыкой. Мы достигли крайнего пункта, вблизи которого железнодорожная выемка давала великолепное прикрытие для оркестра, в то время как адмиральский штаб и моя охрана из Миддльсексов отправилась вперед взглянуть на неприятеля. Оркестр сыграл «Colonel Bogey», потом еще что-то, чего я не могу припомнить; в то время как мы ощупью пробирались среди пулеметных гнезд, окопов, оркестр позади начал «Типперари». Это как-раз нарушило терпение большевиков. Знаменитая военная мелодия ударила по нервам их артиллеристов и они начали обстреливать песенку из всех своих сил. Не нужно и говорить, что ни один снаряд не достиг своей цели; они визжали над нашими головами и разрывались среди леса. Это показывает крайний недостаток культуры среди большевистских офицеров, не сумевших оценить хорошей музыки, после того как мы потратили столько стараний поместить
