Союз плуга и трезуба - страница 82

Эта акция удалась блестяще. Еще за две недели до выступления гетмана деньги были выделены на счет Министерства сельского хозяйства Ковалевского. В день переворота он послал кассира Матюху под охраной всего двух служащих в банк и там без проволочек получил чемодан с наличностью. Для осторожности саквояж с деньгами был тут же отправлен еще на одну конспиративную квартиру на Мариино-Благовещенской улице.

Это были средства на будущее «антигетьманське повстання».

В мемуарах Ковалевского есть одна странная неточность. Вспоминая задним числом всю эту историю, он приурочил арест немцами членов правительства на 11 утра 27 апреля. Но как явствует из киевских газет того времени, например, «Народной воли» (№ от 30 апреля) на самом деле, это событие произошло 28 апреля. И не утром, а во второй половине дня. Газета указала даже точное время — полчетвертого. Ковалевский мог забыть дату, но утро с вечером явно перепутал намеренно.

Как явствует из того же номера «Народной воли», в Раде удалось арестовать только директора департамента внутренних дел Гаевского. Никто из министров-похитителей на заседание не явился! Следовательно, и «опоздание» Ковалевского не было случайностью. Он никуда и не собирался ехать. Скорее всего, все члены правительства, чувствуя, что «рыльце в пушку», просто договорились не являться в этот день на заседание. Их и переловили 28 апреля по одному, начиная с премьера Голубовича. Что же касается Ковалевского, то он дал деру в провинцию и был пойман только летом.

А вот с налетом на Скоропадского авантюристы из Рады прогадали. В роковую для них ночь с 28 на 29 апреля никакие немцы гетмана не охраняли. А сам он с кучкой офицеров занял банк и военное министерство. Схватить Скоропадского можно было, чуть ли не голыми руками. Но у страха глаза велики. Получается, что «бесстрашные» сечевые стрельцы во главе с «героем» Коновальцем просто наложили в штаны.

В июле 1918 года Нестор Махно находился накануне своей всеевропейской славы и переодетый в форму царского офицера пробирался из Москвы на свою родину в Гуляйполе.

Нестор Махно всегда пользовался популярностью у деятелей искусства. «А у батьки у Махна волосня густая», писал еще в 20-е годы советский поэт Эдуард Багрицкий. Он стал персонажем кино и литературы еще при жизни — героем романа Алексея Толстого «Хождение по мукам», выдержавшим две экранизации и главным «злодеем» в фильме «Александр Пархоменко».

«Батька», давно состригший космы, сидел в эмиграции в Париже, а в СССР шел о нем немой приключенческий фильм «Красные дьяволята» (предшественник «Неуловимых мстителей»), юные герои которого, в отличие от чекистов, с успехом поймали главного анархиста бывшей Российской империи. И даже в последние годы о нем пели группа «Любэ» («Батько Махно смотрит в окно, за окном темным-темно»…) и «лысый и босый» Иван Миколайчук («Нестор Иванович — батько наш!»…). Человек-легенда — лучше не скажешь!

Изумляла анархистская республика в Гуляйполе и немногих очевидцев, оставивших о ней воспоминания. «То, что мы увидели в селе, нас несказанно поразило, — писал в вышедших в 1922 году в Берлине мемуарах некий Н. Герасименко. — Нам казалось, что мы присутствуем при нелепом маскараде. Возле опрятных хат толпились люди. Воистину это была современная Запорожская сечь, и нужна была мощная репинская кисть, чтобы изобразить на полотне эти ярко-красочные, нелепые, дикие фигуры. Большинство из махновцев было одето в белые цветные фуфайки, на ногах болтались необычайной ширины шаровары с красными поясами вокруг талии, концы которых спускались почти до земли. Вооружены все были «до зубов». Помимо шашек и револьверов, у многих за поясами торчали ручные гранаты, а пулеметные ленты, очевидно как щегольство, вились по поясам или висели через плечо. Как бы дополняя полноту картины тут же, у стен, валялись винтовки и кое-где понуро торчали пулеметы».