Тем более, рассказал нам главврач очень интересные вещи. Вот до чего подлый народ, бандеровцы — а впрочем, чего еще от фашистов ждать?
Подполковник Цветаев Максим Петрович, 56-я гвардейская самоходно-артиллерийская бригада. Киев, 22–23 июня 1944.
Ехали с одной войны на другую войну — и на третью войну попали!
19 мая был парад в Берлине. Еще разрушенном, но уже налаживающем повседневную жизнь. Как говорили политработники, чтобы наши солдаты, дошедшие сюда от Волги, Подмосковья и Ленинграда, запомнили навек и гордились Победой. В самом скором времени большая часть армии будет демобилизована — Советской стране нужно много рабочих рук, чтобы восстановить разрушенное фашистским зверем. А потому — пусть вернувшиеся домой фронтовики запомнят этот парад.
Некруглая дата? А хоть в честь годовщины советской пионерской организации! Пусть Европа, до того послушно легшая под Гитлера, теперь подстраивается под нас. И как сказал товарищ Сталин — так и будет!
Не было парадных мундиров. И не было свежей краски на броне. Лишь все, что можно, дочиста вымыто, надраено, отглажено до блеска. Шли, печатая шаг — пехота в касках и разгрузках, с машин не снимали "нештатные" пулеметы, приделанные на люки и борта. Шла боевая, не парадная армия, только что взявшая на штык две трети Европы (и никто не сомневался, что дошли бы и до Гибралтара, если бы немцы там не поспешили сдаться нашим союзникам). Пусть весь мир запомнит эту картину — до того, как вновь решится с нами воевать!
А с тротуаров и из окон смотрели немцы. И даже, приветливо улыбались. Не помню я в Берлине ни одной вылазки "дойче партизан" — слышал лишь, что единичные случаи были. Но возможность провокации следовало учесть — вроде фаустпатрона, влетевшего в парадную колонну из подворотни или из окна. По крайней мере, о том нас предупреждал СМЕРШ, да и народ в строю был опытный, выживший в мясорубке уличных боев — так что шли с боекомплектом, и пулеметчики внимательно следили за всеми опасными местами (вы думаете, фаустом нельзя стрелять из помещения? Можно, если комната достаточно большая, и стрелок совершенно не озабочен последующим пожаром). Но никаких происшествий не случилось.
В парадке, сверкая новенькими погонами, были лишь комендачи, играющие роль регулировщиков. И немцы из Фольксжандармерии, замыкавшие наш строй — батальон или два их тоже принял участие в параде. Где только форму нашли, совершенно новую и необмятую — может, наши с захваченных интендантских складов поделились? Мундиры все того же цвета фельдграу были приведены к виду "фолькс" путем спарывания орлов и свастик, и нашивания трехцветных эмблем. А были ли заряжены их "штурмгеверы", я не знаю.
Возле Бранденбургских ворот с наскоро сооруженных трибун на наше прохождение смотрели наши маршалы — слышал, что тут должны были быть Жуков, Конев, Рокоссовский, а также командующие армиями и штабные. Еще там были какие-то штатские, наверное, по партийной и хозяйственной линии, а может быть и немцы-антифашисты, освобожденные из тюрем (а кого еще можно было поставить во главе ГДР?). И представители союзников — американцы, англичане, французы.
Уже после ко мне подошел их журналист, Хемингуэй. И на груди у него сияла наша медаль "За Отвагу" — представление на которую я писал всего четыре месяца назад, после памятного боя на Одере (прим. — о том см. Ленинград-43 — В.С.). С ними был американский офицер-танкист, моих лет — после обмена приветствиями, Хемингуэй представил его как "Том Ренкин, тот самый парень, кто лично подбил шесть "королевских тигров", и его экипаж остался единственным выжившим из всей роты". Американец показался мне слишком самоуверенным — помню удивление на его лице, когда я сказал, что в том бою на Одере (мистер Хемингуэй не даст соврать) каждый из моих восемнадцати экипажей сжег по два "короля", на нас шел их полный тяжелотанковый батальон, и еще "пантеры" дивизии "Викинг".
— А расскажите про свой бой, мистер Ренкин (ох, предупредили нас, что к их офицерам следует обращаться "сэр", или по званию и имени — но вот непонятные у них погоны, у немцев и то система похожа на нашу, лишь вместо двух просветов витой серебряный шнур, и четырехугольные звездочки, а тут у американца орел на гладком фоне, это какой чин, спрашивать неудобно — неужели генерал-майор? (
