– Самолет должен быть готов, – сказала Анна, – мне Пономаренко обещал. Но для этого я еду с вами. Так будет быстрее и надежнее.
Прибыла русская военная контрразведка, СМЕРШ. Я ждала, что они начнут расследование, опросят персонал и постояльцев, а все происходило будто на вражеской территории – стремительно и по возможности незаметно. Офицер с четырьмя солдатами поднялся в номер, чтобы помочь вывести бандитов по черной лестнице во двор. И через пару минут наша маленькая колонна из «доджа», броневика, «студебеккера», в кузове которого под присмотром солдат лежали связанные убийцы, и захваченной бандитской машины, уносилась в ночь. Я сидела вместе с моим рыцарем и Анной, и все думала: вдруг на нас сейчас нападут? За мостом через Днепр местность была незаселенная, даже лес – нет, мне не было страшно, но Анна сказала, что эти сведения, что мы должны передать, сейчас даже дороже наших жизней, и мадонна все же услышала мои молитвы, или прав оказался мой рыцарь, что бандиты не успели отреагировать, понять, что происходит – не было по пути никакой засады, мы доехали нормально. А в воинской части Лазарева говорила с каким-то большим начальником и звонила в Москву по особому телефону, и тот русский полковник или даже генерал отвечал в трубку: «Так точно», «Будет сделано». И очень быстро был готов самолет, да не «дуглас», на котором мы сюда летели, а бомбардировщик, переоборудованный для перевозки пассажиров – как я поняла из разговоров, «особая курьерская эскадрилья» для доставки на фронт фельдъегерей с приказами, а обратно со срочными донесениями, «в самом начале войны на СБ летали, затем на „бостоны“ перешли, теперь вот Ту-2, почти вдвое быстрее „дугласа“, так что всего через пару часов будем в Москве». Вручив офицеру связи под роспись запечатанный пакет, мы проследили, как грузят связанных бандитов в сопровождении конвоя из СМЕРШ. Наконец самолет взлетает, обдав нас бешеным вихрем от винтов. Анну и меня чуть не сдуло, так близко все мы стояли! Я буквально повисла на плече у моего рыцаря, в страхе, что сейчас упаду и покачусь по земле, а он подхватил меня за талию – мадонна, прости меня за грешные мечты, но в его объятиях я не могу думать ни о чем ином! А еще увидела, где Анна свой пистолетик прячет, когда у нее платье развевалось – удобно и неожиданно, при первой возможности такое же себе сошью или закажу! Вот только «беретта» не подойдет, слишком крупный – нужно что-то совсем карманное! И хорошая кобура – чтобы на ткани масляные пятна не оставлять.
Путь обратно был без происшествий. У Лазаревой нервы стальные – после всего она еще озабочена была, что ей прическу растрепало! Хотя если она через такое прошла… мадонна, как мне повезло, что мой рыцарь меня выбрал, а не какую-нибудь русскую воительницу, ведь у советских, я слышала, это считается превыше всего – свой дом защищать, как высшая добродетель. Затем меня и Анну доставили в тот же номер «Националя», и тут мой муж был непреклонен:
– Галчонок, мы всего лишь прокатимся ночью и вернемся. Надо с бандерами разобраться, пока адрес свежий – завтра, как узнают, что здесь произошло, там уже никого не останется. Управимся, против фрицев потрудней было, тут все же территория наша, и ненадолго мы, до рассвета вернемся. Тебе же, галчонок, задача особая – охранять товарища Лазареву! Оставляю с вами Мазура, да и смершевцы внизу нашего возвращения подождут, вас пока не бросят. Целую, галчонок! Ну, мужики, пошли, чего ждем?
О мадонна, сделай так, чтобы с моим мужем ничего не случилось! А все его враги – сдохли! Иначе я этого Василя Кука сама найду. Сначала прострелю ему руки и ноги, а затем буду медленно яйца отрезать, тупым ножом.
– Тебе волноваться вредно, – сказала Анна, – и прости за любопытство, у тебя месяц какой?
Как, неужели уже заметно? Или проболтался кто-то? Мне вдруг плакать захотелось, и я ткнулась лицом Анне в плечо. Ну отчего у меня такой старшей сестры нет? Брат – это совсем другое.
Так хочется, чтобы очень нескоро пришлось мне исполнить свое обещание святому отцу! Как он сказал тогда:
– Дочь моя, Святая Церковь тебе поможет. Благословляет на брак с рыцарем, оказавшим Святому престолу великую помощь – несмотря на то что не принадлежит он к католической вере. Даровано и тебе дозволение, если будет на то твоя воля, перейти в его веру. Но поклянись, что исповедь свою, без утайки, о всем, что откроется тебе, ты запишешь, когда почувствуешь приближение смертного часа, и завещаешь передать любому католическому священнику. Пусть пройдет до того много лет – Церковь умеет ждать. И об этой твоей клятве не узнает никто.
