– …трудно вам будет, – говорил майор, – все ж лучше вам внешность иметь самую неприметную. Здесь, где фронт прошел, до сих пор еще жизнь как в двадцатые, даже хуже. Сам я из Мариуполя, помню, как бедствовали тогда. Сначала моряком думал стать, а как самолет в небе увидел… Вы только правильно поймите – в тылу даже радостно, что как до войны становится, но здесь еще раны не затянулись. И вам такой помогут и навстречу пойдут куда хуже, чем «своей». А это сейчас может и жизни стоить. Всякое болтают, но… В Москве земляка встретил – он только оттуда, рассказал. Что в Мариуполе ОБХСС, хищениями в потребкооперации занимаясь, раскрыла, что они там то ли с бандеровцами были связаны, то ли фашистские прихвостни массово затаились – и теперь там по всему Мариуполю и области аресты, причем работают московские, а Киев вроде против.
Началось, подумала я, вспоминая то, что сообщал мне «для сведения» дядя Саша – бандеровские гнезда на востоке, они успели там укорениться за оккупацию, но вширь еще не раздались, все же народ там наш, советский, это не Галичина. И можно здесь сеть выкорчевать – чтобы не спугнуть, под маской ОБХСС, если просмотреть под микроскопом, нетрудно найти, к чему придраться? И то же самое должно начаться в Харькове, в Запорожье, в Херсоне, в Николаеве – чтобы обеспечить в будущей войне крепкий тыл. А это будет именно война. Как сказал дядя Саша, «еще одна антоновщина, и хорошо, если я ошибусь». А вот Киев – именно туда я и лечу, чтобы посмотреть и доложить, что там.
Хотя официально – я должна всего лишь передать товарищу Кириченко, первому на Украине, документы на реорганизацию. Имея полномочия проконтролировать и доложить наверх – вот отчего не простой курьер, а инструктор ЦК. Кожаный коричневый портфель, а еще большая сумка на плечо, похожая на почтальонскую (не люблю чемоданов, лучше, чтобы руки были свободны) – вот и весь мой багаж. Маленький браунинг спрятан там же, где и в тот день перестрелки со шпионами УСО[37]. А еще в сумке у меня кое-какие артефакты «из будущего», чтобы связаться с теми, кто меня там встретит, как дядя Саша обещал.
Такое же боевое задание, как раньше – в немецкий тыл с парашютом. Поскольку нелюди, жаждущие утопить Украину в крови после только что прошедшей войны, и предатели, по дури или жажде власти вступившие с ними в сговор, не должны жить!
– Что с вами? – спрашивает майор. – У вас такое лицо стало… Или погиб у вас на Украине кто-то?
Замечание правильное. У меня хорошо получалось в Минске немцам улыбаться – но постоянно в маске быть нельзя, обязательно надо чередовать с «быть собой», среди своих. Смотря фильмы из будущего, вот не пойму, а как Штирлиц так мог – хотя он ведь персонаж придуманный? Ну, а я, пока самолет еще не приземлился, побуду еще собой – нет, не той Анечкой-студенткой, как до войны, никогда я уже такой не буду, но Анной Лазаревой с Севмаша, какой знают меня девчонки. А после, как сказал Пономаренко, «не вмешиваться, даже если что-то очень не понравится, лишь смотреть и запоминать». Что ж, это легче, чем Штирлицу тринадцать лет было роль играть? Ай!
– На посадку заходим, – говорит майор, – это не страшно. Ну вот, долетели, а вы боялись!
Ага, будто не слышала, что для самолета посадка самое трудное, не считая, конечно, воздушного боя! Но несколько минут всего осталось – надеюсь, что сядем хорошо!
– Мои координаты и полевая почта, – майор протягивает вырванный листок из блокнота, – может, свидимся еще.
– Я замужем, – отвечаю, но листок беру. – Однако очень может быть, что мне помощь потребуется как коммунисту от коммуниста и фронтовику от фронтовика… Что удивляетесь, товарищ майор, у меня на счету есть убитые фрицы. А вот летать боюсь – так что спасибо вам, что меня поддерживали, не так было страшно.
Удар ощутимый, так что подпрыгиваю в кресле. И самолет катится по полосе аэродрома Жуляны. Ну вот, теперь долетели!
Вижу яркое солнце – юг, жара, июнь, как на курорте. Отдохнуть, и домой. Выхожу на летное поле вместе со всеми – ой, а тут ветер, и сильный! Военные ремешки фуражек опустили, штатские шляпы держат, а я вся развеваюсь, словно флаг в бурю, плащ над головой треплет – вот дура, что лишь накинула, не застегнув, обманулась видом! – платье надувает парусом, берет слетит сейчас, даже не знаю, за что хвататься прежде, еще и с портфелем в руке!
