— Теперь они у нас будут вести себя тихо, как мыши! А не как крысы.
Когда он произносил это, скрежет над дверцей люка возобновился. Громче прежнего.
— Не надо открывать, — сказала Элисон. — Что толку?
— И сказать «прощай» славе и богатству? Может, они суетятся там вокруг клада?
— Не смейся!.. Во всяком случае, из-за меня не делай… Гвин, прошу, будь осторожен! Эти звуки такие необычные: сильные и резкие.
— Никто не смеется. Я жутко серьезен… Подожди минуту…
Он принес с площадки за дверью комнаты половую щетку, широким концом упер в дверцу люка. Скрежет прекратился. Гвин нажал на палку, люк с треском открылся. Клубы пыли взвились и заволокли отверстие.
— Там светло! — крикнул Гвин, когда пыль рассеялась. — Смотри! В крыше окошко… Пока! Я полез…
— Осторожно! — повторила Элисон.
— «Кто там скрывается в чаще? — промолвил путешественник. — Выходите или я буду стрелять!.. — Яра-вара, яра-вара, — послышалось в ответ непонятное бормотание…»
Произнеся все это, Гвин просунул щетку в отверстие люка и вслед за ней полез туда сам. Его голова была уже над балками потолка. Элисон стояла у подножия лестницы.
— Здесь вагон и маленькая тележка барахла и старой соломы! — прокричал с чердака Гвин. — Поднимешься?
— Нет, — ответила Элисон. — У меня сенная лихорадка от пыли. Я ведь аллергик, понимаешь?
— Какой-то запах, не разберу… — сказал Гвин. — Прямо не запах, а настоящий этот… аромат. Вроде медоносной таволгой пахнет. Знаешь? Наверно, с берега речки сюда доходит… А шифер, ух и разогрелся! Так и парит!
— Не видно, откуда шум идет? — без всякой надежды с просила Элисон.
Гвин еще дальше просунулся в люк, немного подтянулся на руках, и вот он уже не чердаке.
— Здесь место только для водяной цистерны, даже пола нет нормального, — сообщил он. — Хотя… подожди-ка!
— Куда идешь? Не надо! — прокричала снизу Элисон.
Но было уже слышно, как Гвин зашагал по стропилам потолка. Он шел к самому темному углу чердака, и там, на одной из широких балок, что он увидел? Целый обеденный сервиз! Сплющенные башенки мелких тарелок, курганы глубоких тарелок, несколько блюд — и все это в грязи, в соломе, с темными отметинами от пребывания птиц, еще с какими-то пятнами.
— Ну что, нашел?
Элисон все же поднялась по лестнице и просунула голову в люк, прижимая к лицу носовой платок.
— Тарелки, — ответил Гвин. — Навалом тарелок.
— Все разбиты небось?
— По-моему, все целы. Хотя как следует не разглядишь… А они красивые, знаешь! Зеленые с золотом… Так и сверкают сквозь грязь.
— Возьми одну. Мы ее отмоем.
Элисон увидела, как Гвин взял тарелку из ближайшей к нему стопки, а потом он вдруг пошатнулся и чуть не провалился ногой в отверстие между балками.
— Гвин! Что с тобой?
— Ффу… — только и мог он сказать.
— Пожалуйста, спускайся!
— Сейчас… Иду… Тут такая жарища, у меня даже перед глазами поплыло.
Он подошел к люку и отдал Элисон тарелку.
— Кажется, тебя зовет мать, — сказала Элисон. — Слышишь?
Гвин спустился с лестницы, вышел на площадку.
— Что ты хочешь, ма? — крикнул он вниз.
— Принеси с огорода два пучка салата! — донесся голос матери. — И побыстрей!
— Я занят!
— Ничем ты не занят! Давай! Гвин тяжело вздохнул.
— Вымой пока тарелку, — сказал он Элисон. — Я скоро вернусь.
Прежде чем спуститься на первый этаж, он закинул на чердак мышеловку и прикрыл дверцу люка.
— Ну и что это нам дало? — спросила Элисон. — Ты ведь так ничего и не увидел?
— Нет, — ответил Гвин. — Кроме каких-то следов и пятен на обеденном сервизе. И трех тонн пыли… Но все-таки я хочу выяснить, что это за крысы, которые умеют считать или знают азбуку Морзе.
Роджер зашлепал по мелководью к берегу. Дорогу ему перегородил огромный камень, он отпрянул назад, в заросли лабазника, густо разросшегося у основания камня, ухватился за стебли, спрятал лицо в молочного оттенка цветы — они приятно холодили щеки, день был такой жаркий.
Сквозь цветочный занавес он видел высоко в небе пассажирский самолет, но единственные звуки, что были ему слышны, — легкое журчание воды да голос фермера откуда-то из долины, где паслись овцы.
Дальние горы слегка дрожали в жарком мареве. Гребень холма над домом, увенчанный еловой рощей, темнел на фоне яркого летнего неба. Роджер с удовольствием вдыхал свежий аромат цветов, чувствуя, как лучи солнца глубоко проникают в тело, продрогшее от долгого купанья.
