Что же теперь с этой шляпой, мама?
Те ирисы, что росли по сторонам дороги,
Уж верно, совсем увяли,
Те холмы заволокло пепельным туманом осени.
Быть может, под моей шляпой
Каждый вечер стрекотали кузнечики?
А знаешь, я думаю, мама,
Что нынешним утром в ущелье тихо сыплется снег,
Погребая мою шляпу из итальянской соломки,
Некогда блестевшую новизной,
Заметая инициалы Я. С, что я написал на тулье…
Снег сыплется так тихо, так печально,
Мунэсуэ несколько раз перечитал это довольно длинное стихотворение. Когда возбуждение наконец улеглось, он почувствовал, что его душу заливает волна радости: он отыскал необходимое звено. Радость была тем более велика, что его очень тронуло само стихотворение. Его сердце вдруг поразила эта картина: мать и сын идут по летней, залитой солнцем долине и разговаривают друг с другом о соломенной шляпе. Мунэсуэ, с детских лет не знавшего материнской ласки, потрясла та теплота, с которой поэт вспоминал о днях, проведенных со своей матерью.
Наверно, стихи были написаны, когда матери поэта уже не было в живых или когда они жили врозь. И наверно, соломенная шляпа была ее подарком.
Перед глазами Мунэсуэ стояли эти двое — мать и сын; держась за руки, они идут по летней долине, напоенной прохладой, полной зелени. Мать еще молода и красива, а ребенок мал. Разгар лета, полдень, гулкая тишина, бодрость и свежесть.
Мунэсуэ тоже захотелось оказаться там, в той долине. Интересно, где именно в Киридзуми находятся горячие источники? Если идти от Усуи, то, верно, где-то недалеко от границы между префектурами Гумма и Нагано.
И тут Мунэсуэ, начав было представлять себе далекий горный источник, вдруг вздрогнул, пораженный неожиданной мыслью. Ведь Джонни Хэйворд говорил, что «едет в Японию поглядеть на кисми». Слова «кисми» и «Киридзуми» были, несомненно, похожи. Ну конечно, это соседка Джонни услышала «кисми». А сказал-то он наверняка «Киридзуми».
Соломенная шляпа и Киридзуми!
Итак, два обстоятельства, самым тесным образом связанные с Джонни, нашли вдруг отражение в книге Ясо Сапдзё. Мунэсуэ отправился докладывать о своих открытиях в следственную группу.
Его сообщение произвело впечатление. Относительно соломенной шляпы разногласий не было, однако высказывались сомнения насчет тождества «кисми» и «Кирид-зуми».
— И все же я думаю, что так оно и есть, — настаивал Мунэсуэ. В конце концов, услышал же таксист «стоха» вместо «стро хэт». В речи Хэнворда никто не улавливает звук «р». Может быть, он произносил его как-нибудь не так?
Конечно, в нью-йоркских предместьях, как и в токийских, существует свой особый диалект. Может быть, там принято опускать звук «р»?
Однако в следственной группе никто не был особенно силен по части английского языка. Тем более что речь шла о гарлемском говоре.
— На догадки тут полагаться нельзя. Проконсультируемся со специалистом, — сказал инспектор Насу, раньше остальных пришедший к единственно правильному выводу.
Обратились к профессору Тосиюки Миятакэ, главному авторитету по американскому произношению в Токийском институте иностранных языков. Тот объяснил:
Поскольку территория Соединенных Штатов огромна, а лексика и особенности произношения варьируются, «географически» язик долится на так называемый образцовый английский язык, восточный и южный. В Нью-Йорке говорят в основном на образцовом английском языке, включающем в себя также элементы восточного наречия. Что же касается редукции звука «р» в словах strawhat и Kirizumi, о которой вы спрашиваете, в американском произношении она не фиксируется.
Не фиксируется… — проговорил разочарованно Мунэсуэ, заслуживший своими «открытиями» право самому объясняться с профессором.
Бывает, конечно, что какой-то звук не произносится под влиянием соседнего как в рамках одного слова, так и на стыке слов. Например, некоторые американцы в словах asked и stopped согласные к и р по произносят, и мы слышим est и stat. Бывает, что редуцируются начальные и удвоенные согласные, но то, о чем вы спрашиваете, не встречается.
Мунэсуэ сник. Так далеко продвинуться — и вдруг разочароваться в своих надеждах. Он почувствовал, что
