— Прошу прощения, что нарушаю ваш отдых. Я отниму у вас всего несколько минут.
Мурао ответил не сразу. Слегка повернув голову, он искоса взглянул на Соэду. Толстое кимоно скрывало забинтованное плечо.
— А, это ты! — сказал он слабым голосом после некоторой паузы. В тоне Мурао чувствовалось, что он с трудом заставляет себя разговаривать с незваным гостем.
— Как ваше самочувствие? — спросил Соэда, ни словом не обмолвившись о ранении.
Соэда понимал, что Мурао скрывает истинную причину своей болезни, и посчитал за лучшее сделать вид, будто он ничего не знает.
— Благодарю, вполне приличное, — пробормотал Мурао. — Какое у тебя ко мне дело?
— Еще раз извините за неожиданное вторжение, — сказал Соэда, усаживаясь на стул, — и за то, что вынужден задать вам не совсем приятный вопрос. — Соэда решил говорить без обиняков, надеясь получить столь же прямой ответ.
— Выкладывай, — сердито сказал Мурао, не глядя на журналиста.
— Речь пойдет снова о том времени, когда вы работали в нашем представительстве за границей… — Соэда заметил, как при этих словах Мурао недовольно поморщился. — В ту пору в представительстве работал и стажер Кадота, не так ли?
Мурао молча кивнул головой.
— Вы, конечно, были с ним знакомы?
— Разумеется, ведь мы вместе служили. К тому же он был моим подчиненным.
— Скажите, какой у него был характер?
— Характер? Зачем тебе понадобилось спустя столько лет выяснять, какой у него характер? — удивился Мурао, с недоверием посмотрев на Соэду.
— Однажды я уже вам говорил, что собираю материал о японской дипломатии во время мировой войны. В связи с этим я хотел бы кое-что узнать и о Кадоте.
— Кадота был всего лишь стажер, ничего о дипломатической работе не знал, он выполнял наши распоряжения.
— Простите, я слышал, что Кадота сопровождал первого секретаря Ногами в Швейцарию, когда последнему порекомендовали лечь в больницу. И мне хотелось бы из его уст узнать о пребывании Ногами в Швейцарии.
Мурао как бы равнодушно глядел куда-то вдаль, но за деланным безразличием он явно пытался скрыть охватившее его беспокойство.
— Короче говоря, ты хочешь встретиться с Кадотой?
— Да, но прежде я хотел бы расспросить вас о нем.
— К сожалению, должен тебя разочаровать. Кадота умер. — На губах Мурао появилась чуть заметная усмешка. — Я слышал, что по окончании войны он вернулся в Японию, подал в отставку, поселился у себя на родине, на Кюсю, но вскоре заболел и умер, — ровным голосом добавил Мурао.
— Такие слухи дошли и до меня, — спокойно ответил Соэда, — но редакция через свое отделение в Саге выяснила, что Кадота вовсе не умер, а уехал из города в неизвестном направлении.
На лице Мурао появилось смятение. Соэде показалось, будто он услышал даже испуганное восклицание, которое Мурао с трудом удалось подавить.
— Не знаю, — нервно произнес наконец Мурао, — не знаю. Этого не может быть. Я слышал совершенно точно, что Кадота умер.
— Но его родной брат, который и сейчас живет в Саге, с удивлением говорил, что в Токио распространились слухи о смерти Кадоты, хотя он просто уехал в неизвестном направлении.
— Я вижу, вы значительно продвинулись в выяснении судьбы Кадоты, и вам нет необходимости о чем-либо спрашивать меня. Путь уж ваша газета его разыскивает, — с усмешкой сказал Мурао, всем своим видом давая понять, что его абсолютно не интересует какой-то там бывший стажер.
— Да, я и намерен разыскивать Кадоту, а вас прошу описать лишь его характер.
— Честный человек, добросовестно выполнял все поручения. Ничего к этому добавить не могу.
— Кадота, по-видимому, очень заботливо относился к господину Ногами, — сказал Соэда.
— Почему ты так думаешь?
— Но ведь именно он вызвался сопровождать Ногами в Швейцарию, когда тот заболел.
— Ничего удивительного. Просто Кадота был самый молодой и более свободный. Остальные же не могли позволить себе роскошь сопровождать Ногами, они буквально были завалены работой. В таких случаях используют самого молодого и незанятого, только и всего. Нет, Кадоту с Ногами не связывали какие-то особые отношения.
— Скажите, Ногами в самом деле умер от чахотки?
— Да.
— Умирая, он находился в полном сознании?
