И я написалъ ей прося ее непремѣнно пріѣхать прямо изъ Эльберфельда. Дня черезъ два m-me де-Морсье сообщила мнѣ, что получила письмо отъ „madame“, въ которомъ она проситъ ее встрѣтить пріѣзжающаго съ такимъ-то поѣздомъ Могини.
— Встрѣтить его необходимо, — объяснила m-me де-Морсье, — вѣдь онъ ѣдетъ одинъ и, плохо зная французскій языкъ, совсѣмъ растеряется. Не можетъ ли онъ у васъ остановиться? Madame не рѣшилась прямо спросить объ этомъ васъ, не зная, найдете ли вы удобнымъ, и поручила это мнѣ.
— У меня есть лишняя, совсѣмъ отдѣльная комната — отвѣтилъ я, — и онъ нисколько не стѣснитъ меня даже и своимъ вегетарьянствомъ. Конечно его бронзовое лицо и странный костюмъ возбудятъ толки у насъ въ impasse'ѣ: но мнѣ это все равно.
Мы вмѣстѣ поѣхали на желѣзнодорожную станцію и встрѣтили молодого брамина. Онъ передалъ мнѣ письмо „madame“.
Она писала: „Дорогой В. С. Старалась сдѣлать по вашему — невозможно. Ѣхать на Парижъ одной, когда я насилу хожу безуміе. Ѣду въ понедѣльникъ въ Лондонъ. Останусь (п. ч. необходимо) въ Лондонѣ недѣли двѣ, а затѣмъ ѣду къ вамъ въ Парижъ, хотите на недѣлю, хотите на двѣ. Никто не долженъ знать гдѣ я. Кромѣ Геббарта который вполнѣ преданъ мнѣ и дѣлу. Я вышла въ отставку и теперь идетъ страшнѣйшая кутерьма. „Генералъ“ приказалъ эту стратегію, а онъ знаетъ. Я конечно осталась членомъ но простымъ членомъ и исчезаю на годъ или два, съ поля битвы. Это письмо вамъ передастъ Могини. Онъ останется въ Парижѣ до вторника. Геббартъ пріѣдетъ за мною когда я хочу и повезетъ куда захочу. Но куда мнѣ ѣхать такъ чтобы никто кромѣ нѣсколькихъ преданныхъ друзей не зналъ гдѣ я — я еще рѣшительно не знаю.
Поймите мой дорогой В. С. мнѣ необходимо для моего плана исчезнуть безъ слѣда, на нѣкоторое время. Тогда будетъ реакція и въ мою пользу. Я хотѣла ѣхать въ Китай если махатма позволитъ да денегъ нѣту. Если узнаютъ гдѣ я, то все пропало. Вотъ помогите совѣтомъ. Хозяинъ велѣлъ такъ и такъ въ общемъ планѣ, а мнѣ предоставилъ дэтали и комбинаціи — какъ и всегда на мой страхъ и голову. Провалюсь — тѣмъ хуже для меня. Ну а вотъ въ Россіи, вы можете помочь. Сказать что вслѣдствіе конспираціи о которыхъ вамъ Могини раскажетъ и здоровья я была вынуждена оставить на годъ или полтора дѣятельную работу. Что и правда: силъ моихъ нѣту. А теперь я кончу II часть Дебрей и будетъ лучше. Но программа моя, если вы одобрите, такая: пусть люди слышатъ о насъ какъ можно болѣе таинственнаго, но и неопредѣленнаго. Пусть теперь мы теософы будемъ окружены такой таинственностью что самъ чортъ ничего черезъ очки даже не увидитъ. А для этого намъ нужно писать, писать и писать. Ну досвиданья. Могини все разскажетъ. Ваша на вѣкъ Е. Блаватская“.
Могини разсказалъ очень мало, и изъ его словъ нельзя было разобрать, что же именно происходитъ. Ясно было одно: теософы, во главѣ съ „madame“, всполошились не на шутку — не даромъ махатма Кутъ-Хумъ писалъ мнѣ, что „la situation est furieusement sérieuse“. Могини пробылъ три дня, прочелъ три лекціи парижскимъ теософамъ и уѣхалъ въ Лондонъ давать свои показанія „Обществу для психическихъ изслѣдованій“.
По его отъѣздѣ я получилъ отъ Блаватской слѣдующее письмо, уже изъ Англіи:
„9, Victoria Rood. Kensington.
Дорогой В. С. Вотъ мой новый адресъ — на двѣ недѣли, не болѣе. Меня усылаютъ въ Египетъ а затѣмъ на Цейлонъ поближе домой, но не домой. Будетъ какъ хозяинъ велѣлъ — не возвращаться въ Мадрасъ пока Олкоттъ не устроитъ, а оставаться въ Европѣ тоже невозможно. Думали, думали, ничего не придумали. Нѣтъ у насъ денегъ разъѣзжать и жить каждый врознь. Теперь со мною ѣдутъ до Цейлона теософы (M-r и M-rs Cooper Oakley, отправляющіеся въ Мадрасъ) а одной мнѣ ѣхать безъ никого немыслимо.
Ревматизмъ снова гуляетъ по плечу и немного повсюду. Хватитъ еще какъ въ Ельберфельдѣ — тогда прощайте — на сердце бросится.
Ну какъ же мы съ вами увидимся? Мнѣ невозможно ѣхать въ Парижъ когда я насилу хожу! Господи, какъ бы я желала съ вами повидаться еще разъ. Неужели же вамъ нельзя пріѣхать хоть дня на два? Я знаю что намъ должно повидаться; но что же я буду дѣлать когда судьба не дозволяетъ? Будь я немного здоровѣе, я бы пріѣхала. Я ужасно сожалѣю теперь что проѣхала не на Парижъ. Но я была не одна, а бросить M-rs Holloway было не возможно, когда она пріѣхала со мною въ Эльберфельдъ и только для меня. Напишите, посовѣтуйте, родимый. Это ужасно если я васъ не увижу до отъѣзда! Въ Индіи идетъ страшная сумятица. Война съ миссіонерами не на животъ, а на смерть. Или они или мы. 220 студентовъ du Collé;ge chrétien все индусы отказались слушать курсы и оставили Коллегію послѣ этого пакостнаго заговора миссіонеровъ и напечатанныхъ ими якобы моихъ писемъ и записочекъ къ Куломбамъ, и перешли гуртомъ къ намъ.
