Въ жаркій майскій полдень 1884 года я сидѣлъ за работой у себя въ саду въ просторной бесѣдкѣ, заросшей вьющейся зеленью, черезъ которую не проникало солнце и гдѣ поэтому было сравнительно прохладно.
Хотя это было въ Парижѣ и въ двухъ шагахъ отъ Avenue du bois de Boulogne, но кругомъ стояла невозмутимая тишина. Маленькій, очень оригинальной постройки домикъ, который я занималъ, выходилъ на impasse, гдѣ вообще почти отсутствовало какое-либо движеніе; хорошенькій садикъ, затѣненный старыми каштанами и наполненный цвѣтами, былъ обнесенъ высокой каменной стѣною, а въ глубинѣ его таилась почти незамѣтная дверца, отворявшаяся на обширный лугъ, переходившій въ опушку Булоньскаго лѣса.
Только въ такой обстановкѣ и являлась возможность, среди полной тишины, отдохнуть человѣку, сильно разстроившему себѣ нервы и обязанному въ то же время много работать.
Я уже нѣсколько мѣсяцевъ прожилъ въ Парижѣ такой совсѣмъ не парижской жизнью, въ никѣмъ невозмущаемомъ уединеніи, но имѣя въ то же время подъ руками всѣ нужные матеріалы для моей работы.
Я и тогда, въ тотъ жаркій майскій полдень, разбиралъ выписки, сдѣланныя мною въ Bibliothèque Nationale. Дѣло въ томъ, что я задумалъ нѣсколько работъ въ беллетристической или иной формѣ, намѣреваясь затронуть нѣкоторые вопросы о малоизвѣстныхъ еще предметахъ, о рѣдкихъ, но, по моему мнѣнію, существующихъ проявленіяхъ мало изслѣдованныхъ душевныхъ свойствъ человѣка. Я занимался, между прочимъ, мистической и такъ называемой «оккультической» литературой. Кое что изъ этой области мнѣ впослѣдствіи пришлось затронуть въ моихъ романахъ «Волхвы» и «Великій Розенкрейцеръ».
По мѣрѣ того какъ я разбирался въ своихъ выпискахъ изъ Bibliothèque Nationale, мнѣ припомнились интереснѣйшія повѣствованія «Радды-Бай», то-есть госпожи Блаватской, появлявшіяся въ «Русскомъ Вѣстникѣ» подъ заглавіемъ «Изъ пещеръ и дебрей Индостана» и съ такимъ интересомъ читавшіяся въ Россіи. Предметъ моихъ занятій былъ тѣсно связанъ съ главнѣйшей сутью этихъ повѣствованій.
«Не рѣшиться ли въ самомъ дѣлѣ,- думалъ я, — не съѣздить ли въ Индію къ нашей удивительной соотечественницѣ, Блаватской, и убѣдиться воочію, насколько согласны съ дѣйствительностью тѣ чудеса, о которыхъ она разсказываетъ…»
Я именно думалъ объ этомъ, когда разслышалъ на крупномъ хрустѣвшемъ пескѣ дорожки моего садика приближавшіеся къ бесѣдкѣ шаги. Въ бесѣдку ко мнѣ вошла madame P., не мало лѣтъ прожившая въ Россіи парижанка, съ которой мнѣ въ то время приходилось почти ежедневно видаться.
— Вотъ, — сказала она, кладя передо мною газетный листъ, — вы такъ заинтересованы Блаватской, а она здѣсь, въ Парижѣ.
— Что вы! Не можетъ быть!
— Читайте.
Это было утреннее изданіе газеты «Matin», гдѣ, среди различныхъ новостей дня, объявлялось о томъ, что извѣстная основательница «Теософическаго общества», Е. П. Блаватская, находится въ Европѣ и на дняхъ изъ Ниццы пріѣхала въ Парижъ, поселилась въ rue Noitre Dame des Champs, гдѣ она принимаетъ всѣхъ заинтересованныхъ въ возбужденномъ ею теософическомъ движеніи. Замѣтка была небольшая, но двѣ, три фразы нарисовали мнѣ обстановку новопоявившейся знаменитости, въ храмъ которой со всѣхъ сторонъ стекаются жаждущіе знакомства съ нею и съ ея чудесами.
— Vite, vite! — говорила m-me P.,- бросайте всѣ ваши книги и тетради и спѣшите къ ней!
— Увы, я на это не способенъ, — отвѣтилъ я, — но если она останется еще нѣкоторое время въ Парижѣ, я у нея буду, познакомлюсь съ нею — это болѣе чѣмъ вѣроятно.
Я тотчасъ же написалъ въ Петербургъ г. П., который, какъ я зналъ, находится въ письменныхъ сношеніяхъ съ Блаватской. Я просилъ его немедленно извѣстить ее о томъ, что такой-то, живя въ настоящее время въ Парижѣ, желалъ бы съ ней познакомиться, но не сдѣлаетъ этого, не получивъ на то предварительно ея согласія.
Черезъ нѣсколько дней, гораздо раньше, чѣмъ я могъ ожидать, мнѣ ужь принесли изъ Петербурга отвѣтъ, извѣщавшій меня о томъ, что Е. П. Блаватская ждетъ меня и приметъ, когда угодно.
Не безъ нѣкотораго волненія поѣхалъ я въ rue Noitre Dame des Champs, выбравъ, какъ мнѣ казалось, самый удобный часъ, то-есть не слишкомъ рано и не черезчуръ поздно. За это время, пока я ожидалъ отвѣта изъ Петербурга, я уже совсѣмъ наэлектризовался предстоявшимъ мнѣ интереснымъ знакомствомъ.
