- Мэн, а что ты собираешься делать дальше?
- Не знаю. Скорей всего, то же самое, что теперь.
- Но твоя работа - без будущего. Ты сам так сказал.
- Правильно. А что делать?
- Я не знаю, я не мужчина, - логично возразила Люси. - Только, по-моему, мужчина может заниматься, чем хочет.
- А я вот мужчина, а совершенно не могу заниматься тем, чем хотелось бы.
- Моя беда - я женщина. Женщина ничего не может. Она может только выйти замуж, или завести любовника, или просто с кем-нибудь встречаться. Или в баре работать. Что она ни делает - это все для мужчин. Жена, любовница или просто так. А кем ей хочется, она не может быть.
- А кем ты хочешь быть, Люси?
- Больше всего хочу быть мужчиной.
- Ну! - расхохотался он. - Это уж невозможно. На мое счастье.
- Конечно, вы, мужчины, счастливые. Они прошли несколько шагов в молчании.
- Ты ж не собираешься всю жизнь оставаться клерком?
- Не знаю. А кем мне быть?
Люси посмотрела на него - изучая, прикидывая, прежде чем вынести суждение. Я есть что я есть. Люси все смотрела, но так ничего и не решила. Вот так, подумал он. Все просто. И все трудно.
Так и не решив, что делать Куан Мэну дальше, они пошли в кино. Фильм был китайский, цветной. Один из умопомрачительных фильмов, которые пачками производятся в Гонконге. Про великого рубаку в древнем Китае. Все время кого-то убивали, и ярко-красная кровь так и лила по экрану. На целый донорский пункт бы хватило.
А выйдя из кино, они опять очутились в обыкновеннейшем модерновом Сингапуре. Куан Мэн терпеть не мог этот переход в действительность. Особенно днем. После целлулоидной мечты солнце бывало уж совсем невыносимо ярким, резало глаза и действовало на нервы.
Они немного прошлись пешком, чтобы прийти в себя после кино. Потом пошли к Люси, опять забрались в постель. Подходя к своему дому глубокой ночью, Куан Мэн понимал, что возвращается в свой мир.
ГЛАВА 10
На другой день Куан Мэн пошел обедать с Хок Лаем и Порцией. К обеду он уже вошел в понедельничный ритм жизни, а точнее - примирился с ним, стерпелся. Понедельник, вторник, среда, четверг, пятница, суббота, воскресенье, понедельник и опять, и опять, и опять. Нет смысла противиться. Нет смысла и в круговороте.
Встретились в "Джи-Эйч" - уже завсегдатаями стали. Так быстро. Так просто. Куан Мэн раньше не представлял себе, что это может быть так просто. Вот только еще стыли его щиколотки, не защищенные носками, только им одним было не по себе. На этот раз Куан Мэн заказал свиную отбивную с жареной картошкой - чтобы окончательно почувствовать себя своим.
- Ну, как времечко провел? - привязался Хок Лай.
- Да никак.
Куан Мэну не хотелось рассказывать. Да и нечего рассказывать; оправдывался он перед собой и знал, что, по сути, это правда. Нечего. Просто нечего.
- Парень, видел бы ты нашего Порцию! Что было, что было! Рассказывай, Порция!
Порция не покраснел - продолжал спокойно попивать свою воду со льдом.
- "Рассказывай!" Переспал с бабой первый раз - и все дела, - уронил он, небрежничая изо всех сил.
Хок Лай так и покатился.
- Все, ребята. Наш друг Порция потерял девственность.
- Поздравляю, - пробурчал Куан Мэн, не зная, что еще можно сказать.
История о том, как была потеряна девственность, заняла весь обед. Сначала говорил Хок Лай, но потом темой завладел сам Порция. Его первый опыт ударил ему в голову, и он болтал с видом человека, познавшего все. На некоторых это действует так, заметил Куан Мэн, а Порция, видно, как раз из них. Первая женщина будто чтото высвободила в Порции, он вел себя раскованно, чуть ли не разнузданно. Высвободила его сексуальность, что ли? Из девственников в бабники за одну ночь. Мгновенный переход. Супермен.
Все это произошло в заведении где-то на Кионг-Сиак-стрит, замусоренной, обшарпанной улочке. Куан Мэну случалось проходить по ней, и, зная - как знал всякий сингапурец, - на чем специализируется этот район, он умирал от неловкости и ощущения, будто все смотрят на него. Он даже испытывал чувство вины за мужчин, которые заходили в дома на этой улочке.
К тому времени, как Куан Мэн одолел половину своей отбивной - она была как резиновая, а он еще полил ее томатным соусом, - Порция уже перешел к живописным подробностям. Куан Мэн уткнулся в тарелку, хотя еда на ней казалась ему совершенно несъедобной. Ему неинтересно было знать, что делают в постели другие.
