- Сергей, к тебе тут пришли! – в палату заглянула медсестра тетя Валя, сменившая в отделении Марину после ужина.
Пока я, по возможности не шевеля головой, вставал с койки, в палату прошел парень чуть старше моих лет, в усах и в милицейской форме. В руках он держал бумажные кульки. Значит, не опрашивать пришел. Наверное, работаем вместе или дружим. Впрочем, одно другому вовсе не помеха.
- Здорово! – круглолицый милиционер с погонами лейтенанта протянул мне руку, – Да, брат, слышал я, что тебе досталось, но чтоб так! – он покрутил крупной головой, как-то уж слишком весело выражая сочувствие.
Оглядевшись, визитер придвинул стул ближе к кровати и уселся, пристроив кульки к себе на колени. Потом, опять рассмеявшись, протянул их мне.
- Светка напекла, привет тебе от нее и от матери.
Раз пирожки и привет от Светки, и от матери, значит, точно, друг. А если друг и мент, значит, вместе работаем. Голова все же выдавала логику и аналитику, несмотря на свое недавнее тесное взаимодействие с трубой.
Я поблагодарил доброго друга и начал разворачивать гостинцы. Один пакет был с пирожками, а в другом был татарский чак-чак. Точно! Нагаев. Вовка Нагаев. Хотя по паспорту он Фуат и даже Фатыхович, но для всех он Володя. Мой недавний напарник и коллега по сопредельному с моим участку.
Сознание опять брызнуло разнокалиберными осколками не моей памяти.
- Спасибо, Володь! Что там, в мире делается, по моим делам что слышно? – стараясь не дергать головой, я приступил к поеданию гражданских пирожков.
- По тебе ничего не знаю, а твою зарплату я принес. Двадцатое число. В бухгалтерии пошипели, но разрешили за тебя расписаться, – Вова полез во внутренний карман кителя и достал тощий газетный сверток.
- Опять спасибо, друг! – достав из импровизированного газетного кошелька красную десятку, я протянул ее назад заботливому другу.
- Купи конфет, «Белочка» называются. На все. Мне сказали, они рублей семь стоят. Задолжал я тут медсестрам, – вовремя вспомнил я о своих недавних обязательствах перед персоналом милицейской лечебницы.
Потом я подумал и, достав еще пару купюр, вернул сверток Нагаеву.
- Пусть у тебя побудут, мне тут они ни к чему, да и хранить негде.
Согласно кивнув, Вова прибрал мое денежное довольствие в тот же карман.
- Как сам думаешь? Кто? – товарищ вопросительно придвинулся.
Дожевав откушенный кусок, я медленно проглотил, запив киселем, оставшимся от ужина. Вова задал вопрос, над которым я доламывал свою и без того искореженную голову. Мыслительный аппарат, несмотря на потуги безмолствовал.
- Хрен его знает, голова болит и мысли в ней от того путаются, хотел вот у тебя порасспросить. Есть понимание на этот счет? – я с живым интересом разглядывал своего нового-старого напарника.
- Локтионовские заморочки. Это у него на «мясухе» терки были. Не надо было тебе на его участок соглашаться. Он месяца два, а то и все три еще со своей язвой проваляется, а потом в отпуск уйдет. С какой радости ты согласился еще и за него пахать? На хрена сдался тебе этот #баный поселок мясокомбината? – как-то ревниво кипятился Нагаев. – Когда ты на сессию уходил, твой участок я обслуживал, а не Локтионов. Через месяц я уйду в отпуск, три участка тащить будешь! – было видно, что это не пустая угроза.
Вова взял из кулька пирожок и раздраженно откусил сразу половину.
- С другой стороны, он тебя в свою хату пожить пустил. Отдельная двушка всяко разно лучше, чем общага. Ни выспаться, ни с девушкой пообщаться.
Локтионов, Локтионов, Локтионов.. Сознание вновь забрезжило. Это наш с Вовой старший участковый. Ложась со своей застарелой язвой в областную клиническую больницу, Валерий Михайлович настоятельно попросил меня заменить его на участке. Относился он ко мне незлобливо и, как мог, старался натаскивать меня. Большую часть того, что я, здешний, постиг, в милицейской премудрости, я набрался от него. Отказать в просьбе такому наставнику было никак невозможно и крайние три недели перед бойней в лифте я разрывался, обслуживая его и свой участки.
