Совместный исход, 1976 - страница 44

Шрифт
Интервал

стр.

12 ноября 76 г.

Пономарев и Загладин уехали в Португалию на съезд КП. Я - на хозяйстве. Был на Политбюро: Громыко отчитывался о своих разговорах в Софии с египетским МИД Фахми. Слушал я его, реплики и «обсуждение», и вновь давался диву. Вроде речь шла о том, что Садат, оказавшись в дурацком положении, и не получая от США «ни одной пули», хочет опять «хороших отношений» с нами. У Громыко была директива - держаться жестко, ставить условием восстановление Договора. Т. е. пользоваться затруднительным положением Садата, чтоб он пошел на «действительно хорошие отношения». Но зачем нам его хорошее отношение? Зачем вообще какие-то те или иные отношения с Египтом, - это как-то совсем было вне поля зрения. Т.е. сама суть политики (ее цель) начисто отсутствовала во всем обсуждении.

Впрочем, чувствовалась и «усталость» от всех этих арабских дел. Фахми считает главным «орудием» восстановления отношений встречу Брежнев-Садат. Громыко заметил по этому поводу: но тогда, мол нужно встречаться и с Асадом. Брежнев: «Не верю я им никому. Единственные, кто может быть честный среди них, это палестинцы». Другие члены ПБ вежливо усомнились. Косыгин сказал, что они все (арабы) радуются, когда кто-нибудь из «их братьев» терпит поражение или его побили. И все, мол, врут и нам, и друг другу. Громыко добавил, что «все они» отвернулись от палестинцев и рады, что тем пустили кровь. Поэтому, «даже Бумедьен, который был их яростным защитником, теперь плюнул на них». И т.д. в этом духе.

Асад, закончил наш министр со слов Фахми, боится теракта против себя. Вздрагивает от щелканья фотоаппарата.

Ну и что?!

Потом обсуждали записку Громыко: применить «свои меры защиты интересов СССР», если Западный Берлин втянут в избрание общеевропейского парламента (до этого он в доступной форме пытался объяснить, что это такое).

Может быть, такой подход и есть классовый: «мое не тронь, а то!..» Но ведь Западный Берлин - «не мое». И разрядка вообще что-нибудь означает? Чего мы хотим в проблеме Западного Берлина? Какова перспектива? Т.е. опять - есть ли политика?! Ведь этак и Австрийский договор не надо было бы в 1955 году допускать!..

Сегодня был на Секретариате ЦК. Записка Б.Н.'а (в его отсутствие) о его беседах с Аксеном (то, что мы с Загладиным сочинили на Воробьевых горах). Отвергли ее с раздражением. Особенно Кириленко и Зимянин. Под тем предлогом, что, во-первых, почему мы с одними немцами занимаемся этими вещами (т.е. договариваемся, как приводить в соображение колеблющиеся и занимающиеся антисоветизмом братские партии Запада), а, во- вторых, если они, эти партии, узнают - это ведь обида и ссора на 10 лет вперед. Аксен болтун, а если еще другим сказать (соцстранам), так утечка обеспечена.

Мораль, которую одну только и можно вывести, из этого обсуждения: хрен с ними, с этими Марше и Берлингуэрами, пусть что хотят, то и делают, лишь бы на нас не лаяли, лишь бы «хорошие отношения».

И это мудро, это правильно. Это то, о чем я уже писал, оценивая «взгляды и поведение» Черненко в Дании (в отличие от Б.Н.'а, обремененного догмами и идеологическим зудом всех учить, воспитывать, побуждать читать нравоучения!).

Пошлое и подлое интервью Любимова «Нью-Йорк таймс» (о бюрократии, консерваторах, Иосифе Прекрасном и т.п.). Он делает очередное турне по Италии и Югославии. Какой мелкий, глупый человек. Как может в таком держаться большой талант?!

13 ноября 76 г.

«Ордена есть вексель на общественное мнение: ценность их основывается на кредите векселедателя». Это - Шопенгауэр, которого опять почитываю. Архаично, но встречаются «ничего мыслята», свидетельствующие о том, что новых-то мало появилось за 100 лет.

14 ноября 76 г.

Был на Райкине «Зависит от нас». Скучно. Пережил и он себя, и его жанр. Он был и хохмачем, и в общем-то оптимистом. Теперь он хочет быть чистым сатириком с философско- политическим (весьма грустным) подтекстом. А это не действует уже, потому что никто не верит в действительность сатиры, как и всяких других средств. Кукиш в кармане, даже очень сильно вынутый оттуда, тоже уже никого не удивляет и не вызывает прежней реакции. Публика знает, что все это - холостой ход, что даже если будет позволено гораздо больше - все равно не подействует и ничего не изменит.


стр.

Похожие книги