— Да сидите вы спокойно, — сказала баба Аня. — Вернется сейчас Наташенька. Дело молодое.
— Вы плохо представляете себе, что такое акселерация, мама, — рявкнул Евгений Павлович. Он метнулся мимо тещи в кухню, рывком выдвинул ящик кухонного стола и достал длинный хлебный нож-пилу.
— Господи, это еще зачем? — ахнула бабушка.
— На всякий случай. Будем прочесывать подъезды, — ответил Евгений Павлович и по-бандитски засунул нож в рукав — между подкладкой пиджака и рубашкой.
— Женя, скорее же! — нервно крикнула Вера Максимовна с лестничной площадки.
— Будем рассуждать логично, — сказал Евгений Павлович, когда они вышли на улицу. — Откуда он ее провожает? Скорее всего из кино. Кино — там. — Евгений Павлович указал на пылающие в конце улицы красно-синие буквы: «Кинотеатр „Лунник“». — Следовательно, направление поиска ясно. Вперед!
Сиреневая тьма майского вечера заливала город. Флюиды веселой весенней сумасшедшинки щекотали кожу и с дыханием проникали в грудь, где, по уверениям наших невежественных предков, находится обиталище души. Навстречу Вере Максимовне и Евгению Павловичу брели разнеженные пары с букетиками ландышей, но у папы с мамой за долгие годы семейной жизни выработался стойкий иммунитет против уловок проказницы-весны. Сурово сдвинув брови и жестко сжав губы, они почти бежали мимо блочных, кирпичных и панельных домов микрорайона. На ходу они цепко приглядывались к подъездам, оценивая каждый с точки зрения его пригодности как прибежища для влюбленных. В некоторые дома они заходили и даже поднимались до второго этажа. Нигде никого…
— Нет, так дело не пойдет. Подъездов много, а мы одни. Будем рассуждать логично. Освещение им помеха. Следовательно, надо искать подъезд, где разбита лампочка. Они ведь что делают, нынешние Ромео: кокнут лампочку кирпичом — и взасос…
— Дожили, — горько вздохнула Вера Максимовна. — Какая пошлость… Нет, мы в их годы по подъездам не околачивались. Другое было поколение.
Подул свежий резкий ветер, заморосил дождь.
— Может быть, вернемся? — предложила Вера Максимовна. — Ты промокнешь в костюме.
— Ни за что! — ответил Евгений Павлович. — Только вперед!
Даже дождь не мог остудить его праведного отцовского гнева.
— Ага! — спустя минуту торжествующе закричал Евгений Павлович. — Вон, гляди! — Папе выхватил из рукава хлебный нож и простер его куда-то вдаль жестом полководца, указующего своему войску направление атаки.
Вера Максимовна провела от кончика ножа воображаемую линию, и взгляд ее уперся в темный дверной проем.
С бьющимися сердцами они переступили порог неосвещенного подъезда.
— Подержи, — сказал Евгений Павлович и протянул жене нож.
Он достал спичечный коробок и торопливо чиркнул. Из-под лестницы пулей выскочила кошка и промчалась на улицу. Обжигая пальцы, Евгений Павлович осветил догорающей спичкой подлестничный закуток и угол за дверью. Никого.
И вдруг над городом полыхнула ярчайшая, цвета газового пламени, вспышка и осветила мертвенным светом дома и мокрые тротуары. Потом — тьма и грохот. Ливень припустил вовсю. Вера Максимовна испуганно прижалась к мужу. Он взял ее за плечи и поцеловал в мокрую от дождя макушку.
— Ну что ты испугалась, глупенькая? «Люблю грозу в начале мая»…
Вера Максимовна не отвечала и продолжала стоять, уткнувшись носом в нагрудный карман мужниного пиджака.
— Вера, ты что?
— Так… — ответила в карман жена.
Их нежные отношения давно ушли в прошлое. Они были близки друг другу, как верные друзья, как брат и сестра. За долгие годы совместной жизни жена стала для Евгения Павловича частью его естества — необходимой, привычной и неотъемлемой, как рука и нога. Но ведь никому не придет в голову целовать собственную руку или, тем паче, ногу! Однако сейчас, когда он стоял в темноте, положив жене руки на плечи, а свежий ночной воздух, очищенный дождем от городской скверны, вливался в подъезд, неся слабый аромат клейкой новорожденной листвы, Евгений Павлович почувствовал, как на него неудержимо накатывает что-то странное и изумительное. Порыв чудесной, бесшабашной, давно забытой радости подхватил его, и он крепко прижал к себе жену. Он нашел ее губы, и она порывисто ответила на его поцелуй. На короткий миг они забыли свои морщины, гипертонию, седины…
