– Здравствуйте, Света! – говорю я негромко.
Она поднимает на меня карие глаза – почему Нонка решила, что они серые? – и улыбается. И я вспоминаю диагноз Тети: «Она прелесть!»
– Я мама Вити Звонцова, – говорю я.
– Меня зовут Ира, – говорит она. – Здесь работала Света, она уволилась. А я только третий день…
Я уже привыкла к мысли, что передо мной Света, и слушаю ее с недоверием. И – странно – она теряет чары, тускнеет, как лампа, когда в сети падает напряжение.
– Если хотите, я позову кого-нибудь…
– Нет, нет!..
Пушистые легкие волосы, тонкая шея, карие глаза… Как ярко вспыхнули эти черты, озаренные любовью моего сына. Любовью, которую я подключила к ней по ошибке.
Знает ли Витька, что его Света уволилась?..
Во всяком случае, он об этом узнает не от меня. Я ему не скажу, что была на почте. Про это никто не должен знать. Ни он, ни Борис. Ни одна душа.
Борис возвращается раньше обычного. Вечером он уезжает в командировку. Это недалеко, всего в двухстах километрах – филиал его предприятия. Его командируют примерно раз в два месяца, дней на пять. Я не люблю, когда он уезжает. А в теперешней ситуации тем более.
– Боречка, ты мне обещал! – говорю я. И смотрю на него умоляюще.
– Не помню такого, – ворчит он. – Я не мог тебе обещать такую глупость! Если кто ненормальный у нас, так это ты…
– Ну и пусть! Сделай это ради меня!..
Он сдается. Достает из ящика с инструментами отвёртку и молоток, снимает пиджак. Он трудится в поте лица, чертыхаясь, выламывая замок из двери в ванную. Потом он ставит его на место, но так, чтобы дверь не запиралась. О счастье!..
Я целую его в щеку.
– Прикажете сломать дверь в уборную? – ворчит он. – Пожалуйста, бу-сде!..
Я провожаю его и остаюсь одна. За окнами зимний зелено-желтый закат. Скоро вернется Витька. Он теперь не задерживается на работе. Пожует безучастно и отправится на свою тахту. Курить и слушать музыку. Когда я вхожу, он делает вид, что читает. Все ту же книжку по радиотехнике. Он читает ее уже две недели, и закладка на той же странице – я запомнила на какой…
Если бы я знала, о чем он думает. Может быть, я могла бы ему помочь… До сих пор мне казалось, что я его знаю. И в своих поступках я исходила из этого. Ведь он мой сын! Если я знаю себя и знаю Бориса, то, логически рассуждая, я должна знать и Витьку… Он наше производное. Сумма двух слагаемых!.. Но тут я что-то напутала. Жизнь не математика, у нее свои законы. В результате из двух слагаемых получается Неизвестное…
От этой мысли становится как-то не по себе. Как всегда в такие минуты, я возвращаюсь душой к детству. И мне не хватает моего Коли…
Весной я снова поеду к нему. Каждый год мне приходит оттуда письмо. И я еду к нему.
Все же это прекрасно, что победа пришла весной!.. А такой лучезарной весны, как там, кажется, нет нигде. Там особенно это чувствуешь. Что за каждый цветущий сегодня куст кто-то отдал жизнь.
Они лежат вместе в братской могиле. Есть ли братство более страшное, более кровное!.. Мраморный обелиск на берегу Донца, девятнадцать имен, и первым в списке стоит имя брата, командира взвода противотанковых пушек-сорокапяток…
Еще не стемнело, но в одном окне у Колесниковых уже горит свет. Мне мерещится, что он стоит у окна и видит меня. Или думает обо мне. Сколько можно оттягивать! «Я всегда ждал твоего звонка!»…
Так он тогда сказал.
Я снимаю трубку. И снова кладу на рычаг. С чего я начну? «Нам нужно поговорить!..» Ах, какая это была любовь! Даже не первая, а нулевая! Я для него была слишком мала. Когда я сочинила записку с признанием в любви, он мне вернул ее со словами: «А ошибок! Елки зеленые!» Но сейчас мне скверно. И я рада, что на земле есть он, друг моего Коли.
– Это Наташа! – говорю я, сжимая трубку в потной ладони.
– Здравствуй, Наташа! – говорит он. Его голос звучит сухо. – Спасибо, что не забываешь…
– Как я могу тебя забыть? Это значит забыть Колю…
– Между прочим, я ему часто завидую.
– Как ты можешь!..
– Нет, кроме шуток. Поезд идет под уклон…
– Что-нибудь случилось? – говорю я.
– «Что-нибудь», – повторяет он. В его суховатом тоне проскальзывает горечь. – Со мной случилось все, что может случиться с человеком моих лет.
