Спросили раз меня, вы любите ли рэп?
Люблю, ответил я, когда он не нелеп.
У многих знатоков и почитателей рэпа
все эти скромные потуги вызывают смешки,
но все они серьезные, как свинка Пеппа,
забыли, что не боги обжигают горшки.
<…>
Понятен интерес к распространению рэпа,
сегодня это главная духовная скрэпа
пространства нашей родины, которая все крейзее,
сегодня не осталось никакой другой поэзии.
<…>
Но это время кончилось, и stеp by stеp
поэзия сегодня вырождается в рэп.
Пускай ее хоть в мусорку эпоха выжимает,
она – такая вещь, что всюду выживает,
уходит в преисподнюю, в любую дрянь господнюю,
срывается во мглу, садится на иглу,
в Люберцы, в Капотню, в любую подворотню,
в заплеванном углу, на заблеванном полу.
<…>
Естественно, у рэпа есть своя поэтика.
Никто еще не трогал столь сложного предметика.
Все, кто читает рэп, тот как бы задыхается
и всё не потому, что как бы набухается,
а только потому, что, если кто-то рэпится,
он не создатель лирики и не создатель эпоса,
а темы, по которым он проходит как хозяин,
обычная тематика для городских окраин.
<…>
Рэп жестче панк-рока, суровее металла,
из рэпа выясняется, что все заколебало.
Небеса без просини, погода типа осени,
вся водка мною выпита, все бабы меня бросили.
<…>
Рэп жестче панк-рока, суровее металла,
он – музыка амбала из черного квартала
с рожею разбитой и с битою большой
но с тонкой, как бандиты, страдающей душой.
Рэп может быть утехою для лидера и чмошника,
для всех, кто изгаляется, живя не по-людски.
В России происходит он от местного раешника
с российским сочетанием цинизма и тоски.
Пускай кричат ученые, что рэп создали черные,
мы чувствуем, умелые, что рэп открыли белые
в стране фигур точеных и яблочек моченых,
в стране, где белым гражданам живется хуже черных.