— Что, по-вашему, собирается делать Марло? А Шекспир? — поинтересовался у хозяина Манион.
— С Шекспиром проще, — ответил Грэшем, едва устояв перед искушением опустить палец в воду, пока лодка плавно скользила по середине реки. — Он впутался в неприятную историю и не знает, как из нее выбраться. Вот он и дал стрекача, как кролик от гончей. Возможно, Марло догадывался, где спрятаны рукописи, написанные рукой самих авторов, однако Шекспир уже успел их перепрятать. Он единственный, кому известно их нынешнее местонахождение, если только Марло, король или ты и я не развяжем ему язык. Неудивительно, что он постарался скрыться и замести следы.
— А что мешает ему просто их сжечь?
— Кто ему поверит? В таком случае Шекспиру светит разве что дыба и виселица. Нам ведь известно, что он знал, где они были спрятаны, и ему будет нечем откупиться.
— А Марло?
— С этим сложнее. Ему нужно, чтобы стала известна правда о пьесах, которые он написал под именем Шекспира. Он мечтает увидеть свое новое творение на сцене. А еще Кит мечтает о свершении возмездия перед тем, как болезнь сведет его в могилу. Но больше всего ему хотелось бы доказать свое авторство. Однако вот незадача — стоит ему поднять голову, как тем самым он подпишет себе смертный приговор. Учти, за Марло охочусь не только я. За ним охотится сам король. Думаю, и за Шекспиром тоже. Нам позарез нужно найти рукописи. А Шекспир — единственный, кто знает, где они спрятаны.
— Вот будет потеха, — воскликнул Манион, верный своей привычке ковыряться в зубах, — если он все-таки их сжег! А если все мы охотимся за тем, чего уже давно и в помине нет?
— Да уж, и впрямь весело, — буркнул Грэшем. — Веселее не бывает.
Эта мысль уже давно не давала ему покоя. Жизнь ведь способна выкидывать и не такие шутки.
О, ненужное письмо!
Уильям Шекспир. «Король Лир»
Ноябрь — 15 декабря 1612 года
Кембридж
Король так и не вернулся в Лондон — ни на похороны родного сына, ни на церемонию посвящения нового барона. Столицу он не любил, тем более что теперь на ней лежало черное пятно — смерть наследника. Двадцать четыре капеллана, пажи покойного принца и вся его свита, советники, конюхи, камергеры, лакеи и прочая челядь, прислуживавшая ему за столом и в опочивальне, виночерпии и его секретарь, казначей и главный мажордом, представители титулованных семейств Англии, послы европейских стран, а также еще четыре тысячи человек, пришедших проводить принца в последний путь, будь то простолюдины или благородные господа, в течение четырех часов двигались в траурной процессии от дворца к Вестминстерскому аббатству, где должна была состояться незабываемая по своей пышности заупокойная служба.
Главным на этих похоронах был принц Карл, который после смерти старшего брата стал наследником трона. Отца и матери у тела покойного сына не было.
Для Грэшема было важно видеть рядом с собой Кока, Бэкона и Эндрюса в тот момент, когда состоится его встреча с королем. Посыльные взяли свежих лошадей. Место встречи говорило само за себя. Грэнвилл-колледж и Кембридж, а вовсе не излюбленные королевские охотничьи угодья в окрестностях Ройстона или Ньюмаркета, где для его величества был построен роскошный дом.
Пир в колледже прошел тихо, без веселья и шума. Студенты едва осмеливались открывать рты в присутствии облаченного в траур короля Англии. Даже профессора, и те не проронили ни слова, пока король молча пил вино. И хотя выпил он его изрядное количество, настроения ему это не прибавило. Было сказано, что это «частный визит». Впрочем, если к вам нагрянул сам король Англии, да не один, а со свитой в несколько сот человек, отчего ваш дом буквально трещит по швам, о каком «частном визите» может идти речь?
Приватная встреча состоялась после обеда. В зале, помимо короля, присутствовали Грэшем, Бэкон, Кок и Эндрюс. И, разумеется, за их спинами маячил верный Манион. Этот зал, известный как «профессорский», Грэшем построил специально для того, чтобы в ней могли собираться преподаватели. В камине ярко пылал огонь. Прекрасный дубовый стол, за которым любили сиживать коллеги; во главе стола — резной стул с высокой, украшенной королевским гербом спинкой. Не стул, а настоящий трон. Остальные стулья с этой стороны стола были убраны, а с другой — поставлены лишь четыре, менее внушительных размеров. Напротив королевского трона стоял серебряный кувшин с излюбленным десертным вином его величества, рядом с кувшином — золотой кубок. Один из двух, подаренных Яковом Грэшему после их знаменитой беседы в Тауэре. Есть в этом нечто символичное, подумал сэр Генри. Главное, не загордиться. То, что король дал, он может столь же быстренько взять обратно.
