– Заплати то, что полагается, и проезжай, – приказал Адам и, повернув голову, произнес прямо в ухо Эннис: – А вы как здесь оказались, леди Вичерли?
Эннис крутанулась, высвобождаясь, и его лицо оказалось прямо перед ней. Он смотрел на нее, сердито сведя брови. Эннис еще никогда не видела его так близко. Его холодные серые глаза были обрамлены густыми черными ресницами. Чисто выбритые щеки и подбородок отдавали синевой. Это было так странно – оказаться так близко от него, странно и приятно. Эннис стало тепло и хорошо, закружилась голова. Она почти бессознательно прижалась к Адаму, его рука напряглась, глаза вспыхнули. Эннис смотрела в них, понимая, что означает этот огонь.
– Так что же все-таки вы тут делали? – мягко спросил Адам.
Эннис поспешно выпрямилась.
– Платила пошлину, милорд, – резко ответила она. – Как все.
Адам перевел взгляд с ее пылающего лица на карету, потом обратно.
– Вы здесь одна?
– Нет, я не одна, – раздраженно сказала она. – Со мной кучер и грум.
– Кучер Лефоя… и карета Лефоя. Эннис порывисто вздохнула.
– Как видите, милорд. Не будете ли вы так любезны опустить меня на землю? Я благодарна вам за помощь, но мне надо ехать дальше, в Старбек.
Адам покачал головой.
– Но сначала мне бы хотелось с вами поговорить, если вы не возражаете.
Эннис удивленно открыла глаза.
– Прямо здесь?
– А почему нет? – Адам усмехнулся. – Мне, например, нравится… то, как мы с вами сидим.
Эннис была не в силах спорить. Адам направил коня к карете и наклонился к растерянному кучеру.
– Поезжай до первого перекрестка. Это дорога на Айнхоллоу, проблем не будет. Я привезу леди Вичерли туда. – Он отъехал в сторону. Карета двинулась по дороге вслед за телегой. Вручив монету смотрителю, Адам спрыгнул на землю и протянул руки к Эннис.
Эннис замешкалась, сердясь на себя за то, что не может обойтись без его помощи. Не прыгать же с такой высоты. Наконец, собравшись с духом, она положила ладони на его плечи и скользнула вниз. На миг они прижались друг к другу щеками, мягкие волосы коснулись ее опущенных век, потом он сделал шаг назад и осторожно выпустил ее.
– Вы просто невозможны, милорд, – не выдержала Эннис, давая наконец волю своему раздражению. – То хватаете меня и тащите вверх, то спускаете вниз бог знает как!
Адам, закреплявший поводья петлей у себя на руке, вопросительно поднял бровь.
– Прошу прощения, если я причинил вам беспокойство, леди Вичерли.
Конечно же, Адам причинил ей беспокойство, да еще какое, хотя ей и не хотелось признаваться в этом. Через минуту ей, однако, удалось взять себя в руки, и они пошли по залитой солнцем дороге.
– Вы не очень испугались, леди Вичерли? – спросил Адам, заглядывая в глаза Эннис. – Я не думаю, что они имели что-то против вас… просто вы оказались между двух огней.
– Знаю. Извините, милорд, я была груба с вами. На самом деле я должна сказать вам спасибо за столь своевременную помощь.
Адам улыбнулся, и от этой улыбки у Эннис защемило сердце.
– Между прочим, у меня это впервые. Я никогда еще не хватал и не тащил женщину к себе в седло.
– Вот уж сомневаюсь, – с непринужденным видом проговорила Эннис. – Во всяком случае, я, как компаньонка, против таких утаскиваний.
– И почему же? Вы хотите сказать, что с компаньонками не случается никаких неожиданностей?
– Естественно, нет. Нам такое противопоказано.
Адам приблизился.
– Напротив, желательно испытать на собственном опыте все, что может произойти с кем-либо из ваших подопечных, чтобы быть в состоянии дать девушке дельный совет.
Эннис захлебнулась смехом.
– Что за чудовищное предположение, милорд! Адам пожал плечами.
– Скажете мне, если передумаете, леди Вичерли, хорошо?
Эннис зашагала, тронув пальцами щеку, которую пекло и саднило. Адам взял ее за руку.
– Отойдемте в тень, – сказал он. – Я хочу посмотреть вашу щеку.
Эннис дернулась, чувствуя, как ею снова овладевает паника.
– Не надо, ничего страшного…
– И все-таки я хочу удостовериться.
Адам потянул ее под раскидистый дуб, снял с руки повод и пустил жеребца пастись на склоне. Затем подошел к Эннис и, взяв за подбородок, заставил ее поднять лицо к свету. У него был серьезный, деловой вид, и все же с ней такого еще не было – никто и никогда не осмеливался касаться ее. Ничья рука никогда не трогала ее так нежно.
