Но даже если восставший из могилы дух скажет правду — беды не миновать. Отец или запрёт на год, или в пансионат сдаст, или ещё что-нибудь, похуже, выдумает. Он слишком дорожит репутацией семьи, чтобы простить выходку с троллем и осквернение родового кладбища.
К тому же очень не хочется лежать каждую ночь в оцепенении и слушать нудные, хоть и полезные, рассказы про этикет и прочие приличия. Ночью, как не удивительно, спать хочется…
Наверное, именно усталость, вызванная бессонницей, заставила меня совершить то, о чём в других обстоятельствах даже помыслить не могла.
Вернувшись в свою спальню, выудила из комода лист бумаги и составила ещё одну записку. Краснела, дрожала, но писала:
"Уважаемый господин Жаррин!
Извините за беспокойство, но у меня нет иного выхода. Я вынуждена молить Вас о помощи. В деле, по которому приходила вчера, открылись новые обстоятельства. Мне необходимо связаться с господином магом, но боюсь, корреспонденцию он не читает.
Пожалуйста, если Вас не затруднит, передайте ему эту записку. Уверена — он поймёт, что делать.
С уважением и благодарностью
Соули из рода Астир"
Превращая листок в длинношеего почтового журавлика, успокаивала себя тем, что в сравнении с визитом в гостиницу письмо — сущая мелочь. А потом представила, что будет если родители узнают и про тролля, и про кладбище, и про гостиницу — коленки задрожали. Я никогда столь быстро магическую печать не вычерчивала!
Подхватив бумажного журавлика, зажмурилась. Перед мысленным взором возник образ щекастого господина Жаррина, и коленки задрожали сильней. О, Богиня! Не оставь!
С губ сорвалось привычное с детства заклинание. Я ощутила, как нарисованная печать наполняется магией, осторожно вплела в неё образ хозяина гостиницы и выбросила птичку в окно. Журавлик из желтоватой бумаги взмахнул крыльями и, подхваченный попутным ветром, помчался в сторону Вайлеса. Сердце к тому моменту едва не выпрыгивало из груди.
— О, Богиня! Только бы он откликнулся, — беззвучно взмолилась я. — Иначе отец в самом деле убьёт.
Вообще-то, я зареклась появляться на старом городском кладбище. Но, увы, другого места, где можно незаметно встретиться с Райленом, на ум не пришло. Вот и стояли мы с близняшками за ветхим склепом из грубоватого камня, в окружении покосившихся надгробий, под присмотром полуденного солнца. Стояли и ждали.
— Мила, ты правильно место описала? — прошептала я. Нет, на кладбище прохожих не наблюдалось, но говорить в голос было всё-таки страшно. — Может он у какого-нибудь другого склепа ждёт?
Сестрица недовольно скривилась, буркнула:
— Кажется правильно.
Лина тоже на Милу покосилась, словно записка без её участия составлялась и "старшенькая" в самом деле могла напутать. А потом выглянула за угол и пропищала:
— Идёт!
Мила тут же подлетела к сестре, тоже выглянула и взвизгнула от восторга.
— Тише! — шикнула я. — И вообще, вернитесь на место. Немедленно!
Девчонки послушно отступили, но на этом запас благоразумия иссяк…
— Соули, ты помнишь уговор? — поджав губки, спросила Мила. Лина поддержала нахалку хмурым взглядом.
Я тоже поджала губы, и даже кулачок в бок упёрла.
— Уговор? Я никаких обещаний не давала.
— Соули! — возмущённо прошипела "младшенькая". — Соули, он наш!
— Мы его первыми заметили! — вклинилась Мила. — И первыми с ним познакомились!
Не выдержав, возвела глаза к небу. Увы, Богиня если и слышала этот разговор, то вмешиваться явно не собиралась.
— Девочки, вы невыносимы, — прошептала я. — Давайте сперва с тётушкой Тьяной разберёмся, а уже потом шкуру неубитого упыря делить будем?
— Он не упырь! — дружно фыркнули близняшки, а я закатила глаза.
О, Богиня! Пошли этим малолетним дурочкам хоть чуток разума! А мне стойкости, потому что иначе… ох, я даже не знаю, что будет.
Райлен. Нет, он не маг! Он беда, которая нежданно-негаданно на мою голову свалилась. Мало того, что именно из-за него в неприятности вляпались, так он ещё перессорить нас вздумал! Он же прекрасно понял, что анонимку не я отправила, а близняшки, но ответ всё равно на моё имя написал. Причём… причём до того вздорный, что записку пришлось немедленно сжечь!
