4
Когда Геверл вернулся в гостиную, Лотра стояла нагнувшись, задом к нему, и возилась с пластинкой. Поставив ее на проигрыватель, она выпрямилась, обернулась и улыбнулась ему своей мерзкой улыбочкой. Веселость Геверла достигла предела. Идиотка несчастная. Улыбается ему, смотрит на него с любовью, заискивает перед ним и даже не подозревает, что дочь ее барахтается в этот момент в его моче. О, как чудно устроен этот мир! Часть людей знает нечто такое, о чем другая часть человечества даже не догадывается. Те, кто знают, сидят и покатываются со смеху, а те, кто не знают, не могут понять, в чем дело. Но поскольку им тоже хочется принять участие в общем веселье, то с неуверенными улыбками на лицах они робко пытаются присоединиться к смеху посвященных.
При виде удивленного лица Лотры, не понимавшей причин его неожиданной веселости, Геверл почувствовал, что больше не в силах сдерживаться, рухнул на диван и захохотал, как сумасшедший. Больше всего его смешила даже не собственная выходка, а глупость и неведение Лотры. Время от времени он бросал взгляд на ее физиономию, на ее удивленно поднятые брови, на ее неуверенную улыбку, как бы спрашивавшую у него разрешения посмеяться вместе с ним, хотя она и не знает почему, и это смешило его еще больше. Из глаз потоком струились слезы. «Ха-ха-ха! — смеялся Геверл, согнувшись пополам и зажимая живот руками. — Хо-хо-хо! Ху-ху-ху!» Дай Бог, чтобы на его собственных похоронах пролилось столько слез.
Лотра не вызывала у него ничего, кроме презрения, зато от себя он был в полном восторге. Он был абсолютно уверен, что такого отчаянного поступка в нашем безумном мире не совершал еще никто. Нет, помочиться на человека — такое, конечно, бывало. Люди уже мочились на своих ближних и не перестанут мочиться на них впредь. Но вот чтобы мужчина помочился на грудного ребенка, да еще в самый разгар любовных шашней с его матерью, и все лишь потому, что ошибся дверью, — такого еще не было. Даже в Древнем Риме. Он — первый. Первопроходец, шагающий во главе колонны со знаменем в руке! А на знамени вышито золотыми буквами: «Я помочился на дочку и трахнул мамашу».
Лотра продолжала смотреть на него, не понимая, что означает его смех, смущенно улыбалась и умоляющим голосом снова и снова просила его: «Ну скажи мне, над чем ты так смеешься?» Однако он не обращал на нее внимания и продолжал хохотать. Из глаз у него текли слезы, нос заложило, живот свело. При каждом новом взрыве хохота он топал ногами и хлопал себя руками по коленкам, пытаясь направить хотя бы часть сконцентрированной в его смехе энергии в хлопанье, топанье и «смотрение» на Лотру, но каждый новый взгляд на нее вызывал очередной приступ смеха, криков, стонов и бульканья в горле. Лотра сидела рядом и своей мягкой улыбкой как бы аккомпанировала его смеху. Кроме нее, в комнате была еще одна женщина, аккомпанировавшая Геверлу, — негритянская певица. Тоже дура набитая. Поет себе внутри проигрывателя и ничего не знает о его отчаянной выходке. Лотра — дура, певица — дура, соседи — дураки, весь мир — дурак, и только он, Геверл, — умен и остроумен.
Насмеявшись вдоволь, Геверл почувствовал, что ему надо передохнуть, и, тяжело вздохнув, устало откинулся на спинку дивана. Время от времени из горла у него по инерции все еще вырывались короткие смешки, но постепенно они стали сходить на нет и в конце концов прекратились. Геверл сидел молча и утирал рукавом остатки слез. Вид у него был ужасно довольный.
Лотра поняла, что Геверл посмотрел в своем воображении целый спектакль, по-видимому, комедию, которую ей, к сожалению, увидеть не суждено, и заскучала подобно тому, как скучает человек, стоящий у входа в театр и слышащий доносящиеся изнутри взрывы смеха. Поначалу он еще улыбается, хихикает вместе со зрителями, но через какое-то время, не имея достаточной причины для смеха, начинает скучать и переключает свое внимание на другие потребности организма, главным образом физиологические. То же самое произошло и с Лотрой. Она тоже переключилась на свои потребности и обнаружила, что ее мочевой пузырь переполнился. Между тем ее живот вскоре должен был посетить гость, и она решила воспользоваться паузой, образовавшейся между раскатами громового хохота Геверла и предстоящими любовными утехами, чтобы сходить в туалет и освободить свой живот от излишнего давления и накопившихся там отходов.
