Покоробленная тем, что гость услышал это домашнее — бапля, Наталья Сергеевна сухо заметила:
— Ешь, Никита. В свое время была еще и война.
С куском хлеба за оттопыренной щекой Никита перестал жевать.
— Так теперь что же — наверстывать? Может быть, и через веревочку скакать? Играть в пятнашки?
Уверенные доводы парнишки нисколько не трогали Степана Ильича. Пока Никита говорил, он наблюдал за Машенькой, любовался, с каким молитвенным выражением на юном счастливом лице смотрела она на своего мужа и вся светилась, кивая каждому его слову: «Правда, Никита, правда!» Она слушала мужа, молча соглашалась с ним, но на ее лице отражалось что-то еще, чего Степан Ильич пока не мог понять. В голове у него мелькнуло: в семье какая-то тайна…
Заметив, что за ней наблюдают, Машенька смутилась и потерла щеки ладонями.
— Нет, — застенчиво обратилась она к подполковнику, — вы представляете на этих танцах кого-нибудь… ну, из своих знакомых? Ну вот хотя бы мою маму? Это же… да это же просто неприлично. Неужели вы не согласны?
Мила, очень мила — вылитая мать! Продолжая любоваться ею, Степан Ильич многозначительно усмехнулся и пожал плечами: дескать, как сказать! Он ждал, что возразит сама Наталья Сергеевна.
— А между прочим, — с некоторым вызовом ответила дочери Наталья Сергеевна, — в свое время я танцевала довольно неплохо!
— Ой, мама, не смеши!
«И это у них общее: «Ой!»
— А вот представьте себе, — заявил Степан Ильич, хитровато посматривая на хозяйку, — ничего смешного. Смею вас уверить!
С неподражаемым задором Наталья Сергеевна тряхнула головой:
— Да-с! Именно-с! Ну что, съела?
Кажется, она едва удержалась, чтобы не показать дочери язык. Глядя на мать во все глаза, Машенька всплеснула руками.
— Ма-ама… — пропела она, — что я слышу? Ты танцевала? Ты?! Никита, держи меня, я упаду!
— А что в этом такого? — все в том же задорном тоне возмутилась Наталья Сергеевна. — Захотела танцевать и танцевала! Правда, Степан Ильич?
Отводя глаза, подполковник почесал висок.
— Тем более такой партнер! — ввернул он.
В ответ на вопросительный взгляд дочери Наталья Сергеевна пояснила:
— Меня пригласил Владислав Семенович.
Она опять стала ровной, спокойной.
— Я гляжу, мама, — с женским лукавством улыбнулась Машенька, — ты пользовалась успехом. Поздравляю! Никита, ты слышишь?
Молодой человек, как бы ошеломленный всем, что он сейчас узнал, движением плеч, бровей, немым выражением лица изобразил одно: потрясающе!
После этого наступило общее умиротворение и все молча занялись обедом. Мать и дочь неторопливо погружали ложки, аккуратно подносили их ко рту. Никита, все еще похмыкивая, небрежно ел, перелистывая страницы и время от времени взглядывая поверх очков на тещу. Несколько раз они с Машенькой переглянулись и оба тотчас же, сдерживая улыбки, опустили глаза вниз, в свои тарелки.
«Семья, — подумал Степан Ильич. — А если бы не война, если бы остался наш Борис? Нет, он ни за что не сел бы нам на шею. Гордость! Он с малых лет отличался самостоятельностью. «Я — сам!» Собственно, так и должно быть, для того и дети, чтобы быть опорой родителям в старости. Это логично. Почему сейчас наоборот? «Главное — довести детей до пенсии…» Горькая шутка! Дети растут, женятся, заводят своих детей, а все чувствуют себя детьми. Что это — игры взрослой детворы в родительской теплице?»
— А где же, — вспомнил Степан Ильич, — ваш главный мужчина?
Лицо Натальи Сергеевны сразу прояснилось.
— Он там! — показала она на балкон. — Спит.
— Так что же мы шумим? — Степан Ильич невольно прижал к губам палец. — Разбудим.
— Что вы! Он у нас мужик здоровый.
— Маш, — позвал Никита и, отъехав от стола вместе со стулом, кивком головы показал на дверь, — можно тебя на минутку?
— Дети, — напомнила Наталья Сергеевна, — а второе?
— Мерси, — отказался Никита. — Я лично потом. Сейчас не хочется.
Они вышли, и хозяйка с гостем остались одни.
— Скажите, может быть, я что-то не так сделал? — спросил Степан Ильич.
— Ну что вы, что вы! — запротестовала Наталья Сергеевна. — Наоборот. Все прекрасно. Разве вы не видите?
— А что же тогда… — и, не договорив, он указал на дверь.
