Чтобы не подвести Верблюжонка, я скроила умильно-жалостливую морду. Тетка неопределенно хмыкнула и с некоторым интересом покосилась сначала на Верблюжонка, потом на меня.
— По Пятому, говоришь? Экстрасенс? Ишь ты, а по виду не скажешь…
Тетка явно колебалась.
— Пропустите нас, пожалуйста, — с горячностью подхватила Светка. — Вы слышали про пожар в приюте? Эту собаку там очень ждут. Счет идет на минуты.
Тетка причмокнула, поправила шапку и махнула рукой.
— Ладно, шут с вами, пропущу. Только вы ее как следует упакуйте, чтобы и комар носа не подточил.
— Конечно, конечно, — радостно закивал просиявший Верблюжонок, очень довольный успешным разрешением конфликта.
Чёлочка стянула с себя куртку и накинула мне на голову.
— Сиди тихо, не высовывайся. Понятно? — шепнула она мне, и сумка снова поднялась в воздух.
Я замерла. Играть в прятки с теткой из будки было ужасно весело! Интересно, учует она меня или нет? В оставленную щелочку было видно, как перед моим носом чинно плывет тоже затаившаяся в своей сумке Мотя. «Ой, мамочки… мамочки… мамочки…» — доносился до меня ее молитвенный бубнеж.
Пройдя сквозь металлический барьер, мы взгромоздились на длинную-предлинную гусеницу, очень проворно ползущую вниз. Ух ты! Как высоко! От восторга я чуть не выпала из сумки. Если бы не Светка, вовремя вцепившаяся мне в холку, наша команда легко могла бы не досчитаться одного из участников спасательной операции.
— А во сколько была передача про Люсю? — расстроенно спросила все время напряженно о чем-то думавшая Настя. — Я вроде телевизор регулярно смотрю…
«Да, действительно, во сколько была про меня передача и почему мы с Чёлочкой ее пропустили?» Заерзав в сумке, я переводила заинтересованный взгляд с Верблюжонка на Чёлочку и со Светки снова на Верблюжонка и с нетерпением ждала ответа. Но ребята только загадочно переглядывались.
— Ну, приплыли! С тобой точно не соскучишься! А если я скажу, что Люся у нас без пяти минут космонавт, ты что, рванешь покупать билет до Байконура, чтобы успеть проводить ее на Марс и помахать ей вслед кружевным платочком? — сетовала явно очень довольная Светка. — А телевизор, между прочим, людям с повышенной доверчивостью не только регулярно, но и от случая к случаю смотреть категорически не рекомендуется. О рекламе я вообще молчу…
— Да ну вас! И тебя, хитрая морда, тоже, — потрепав меня по макушке, беззлобно улыбнулась Настя и аккуратно поправила молнию на Мотиной сумке.
Мимо нас в обратном направлении ползли две точно такие же, как наша, гусеницы, густо утыканные пассажирами. Лица у пассажиров были скучные, сонные и какие-то невразумительные. Лица в вагонах тоже не отличались особой живостью. Одни откровенно зевали, пялясь на рекламные плакаты, другие читали потрепанные книжонки в пестрых обложках, третьи сидели, тупо уставившись в собственное отражение в стекле напротив. Никто ничего не жевал, и в окнах вместо домиков и деревьев мелькали только редкие огоньки и похожие друг на друга перроны. Единственным приятным моментом в этой поездке была неугомонная сумка, с беспокойным мяуканьем неистовствующая на коленях невозмутимой Насти. «Совсем с ума сошли», «Что я им, девочка что ли?!», «Нет, ну это уже ни в какие ворота», — время от времени обозначала ход своих мыслей сумка. Или вдруг громогласно вопрошала: «Куда мы катимся?», заставляя наиболее чувствительных пассажиров вздрагивать и озабоченно оглядываться по сторонам. Конечно, Мотя заметно скрашивала нам скуку дороги, что было очень мило с ее стороны. Но и она вскоре поддалась ласковым уговорам хозяйки и устало затихла. Больше ничего интересного не происходило.
Сидеть и провожать глазами счастливчиков, спешащих на выход, мне быстро надоело. Когда же наша станция?
— Потерпи, мы скоро приедем, — утешала меня Чёлочка.
Но я-то знала, что слово «скоро» коварно и переменчиво. Оно имеет свойство растягиваться и пухнуть до невообразимых размеров. И никогда не знаешь, скоро ли в самом деле наступит это «скоро». Я с трудом дождалась, когда мы выползли-таки на поверхность. Уф… Наконец-то! Свобода! Попрыгав вокруг Чёлочки и размяв немного лапы, я с удивлением обнаружила, что знакомый пейзаж вокруг изменился до неузнаваемости. Те же ларьки с висюльками, та же тетка с пирожками на углу, тот же цветочный киоск. Вот только вместо наших высоких и стройных домов появились другие, все какие-то насупленные и приземистые. Они как будто уменьшились в размере и издали напоминали коренастые крепенькие боровички. Улицы тоже изменились, стали узенькими и хлипкими, того и гляди переломятся пополам. Слушайте, а может это я, пока мы ехали в метро, немножко подросла? Придирчиво осмотрев свое отражение в ближайшей витрине и не найдя ничего особенного, я подбежала к Чёлочке и ткнулась в нее носом. Нос, как и прежде, попадал прямехонько в оттопыренный край кармана.
