Тонкие пальцы, холодные как лед, погладили ровный нос, коснулись щеки, подбородка, прошлись в другую сторону и вернулись к ямочке.
Доминик не отрывал взгляда от ее глаз, наблюдая за тем, как они следят за движениями пальцев.
А затем они медленно поднялись выше…
Он напрягся всем телом.
И еще выше…
Дыхание сбилось.
Наконец она коснулась его губ и замерла. Ее прикосновение было легким, как перышко, пальцы едва заметно дрожали.
Доминик перестал думать и ответил единственным доступным ему способом – поцеловал эти тонкие, хрупкие пальчики, каждый по очереди. А когда она оказалась в его объятиях, прильнув всем телом, прижался к ее губам, и ничего более естественного в этот миг сделать было нельзя.
Арабелла целовала его, забыв, что делает это только для того, чтобы Доминик не увидел Арчи и ее мать. Она целовала его, и весь мир перестал существовать. Доминик обнимал ее и ласкал так, словно и впрямь испытывал любовь. Циничный герцог внезапно стал тем человеком, которого она знала и любила. И в этот миг, чувствуя частое биение его сердца под ладонью, ощущая силу и тепло мускулистого тела, Арабелла словно вернулась в прошлое, превратившись в девятнадцатилетнюю девушку. Он ласкал ее губы своими, она верила в иллюзию любви и защиты. Обвила его шею руками, отдаваясь поцелую, скользя по волнам страсти, желая большего. Все эти годы, проведенные в разлуке, ее сердце упорно рвалось к Доминику, не желая забывать его.
«Ложь, сплошная ложь», – внушал внутренний голос. И Арабелла внезапно вспомнила, как Доминик обошелся с ней. Подумала о сыне, который рос без отца. Воспоминания мгновенно остудили страсть, словно ей на голову вылили ведро с ледяной водой.
Арабелла отшатнулась, прижав руку к губам, преисполненная отвращения к самой себе и своим действиям.
– Арабелла?
Глаза Доминика потемнели от страсти. В низком хрипловатом голосе отчетливо прозвучало непонимание.
– Я… – Она попятилась и покачала головой, чувствуя, что на свете нет слов, способных передать ее чувства. Она не находила слов. Была не в силах даже притвориться, словно этот поцелуй не имел ни малейшего значения и оставил ее равнодушной. – Я… – снова начала она и замолчала, опустив взгляд и увидев подтверждение его желания – облегающие панталоны ничего не скрывали. Она сообразила, что соблазнила его, как и положено куртизанке. И это означало, что теперь Доминик возьмет ее. Арабелла содрогнулась при одной мысли об этом.
Доминик смотрел ей в глаза, словно читая мысли, затем отвернулся и вышел, не сказав больше ни единого слова.
Входная дверь с грохотом закрылась, и Арабелла закрыла глаза, охваченная му кой.
Вечер маскарада в Воксхолле наступил слишком быстро.
Арабелла надела серебряную маску с перьями и повернулась к Доминику. Он не проронил и двух слов с того момента, как вошел в гостиную дома на Керзон-стрит. В комнате сгустилось такое напряжение, что, казалось, воздух можно резать ножом. Мучительно медленно тянулись секунды.
Доминик вгляделся в ее лицо. Обоих охватило странное ощущение, словно всего минуту назад Арабелла гладила его губы и самозабвенно целовалась с ним. Ладони стали липкими от пота, засосало под ложечкой.
Она беспокоилась не только из-за маски.
– Мое платье… – Арабелла была твердо намерена утереть Доминику нос, выбирая наряды, теперь же прекрасно понимала, что чрезмерная респектабельность этого платья может выдать ее. – Оно не вызовет… – Подозрения? Вопросов? – Удивления? – на конец закончила она.
Арабелла проследила за его взглядом, окинувшим корсаж и спустившимся к подолу, и закусила губу.
Таких платьев у нее не было никогда. Простое, но исключительно элегантное. Бледный серебристый шелк идеально облегал фигуру. Небольшие пышные рукава оставляли открытыми плечи, корсаж, усеянный крошечными хрустальными бусинами, переливался на свету, декольте дразнило воображение, но вместе с тем почти ничего не открывало. Платье было удивительно красивым, но целомудренным и совершенно не подходящим для проститутки или любовницы. Ирония ситуации не ускользнула от Арабеллы.
– Как ты можешь думать, что оно не вызовет удивления, Арабелла? – тихо произнес Доминик.
