Но не мог этого сделать.
Серое платье, которое было на ней в спальне в доме на Керзон-стрит, ничем не напоминало наряд куртизанки. Старое, потрепанное и пристойное. Ее собственное. Когда Арабелла сбросила платье и встала перед ним, предлагая то, что принадлежало ему по праву, Доминик заставил себя предпринять попытку. Коснулся ее, пытаясь уговорить себя сделать это, повинуясь собственному телу, охваченному огнем неутоленной страсти. Но, почувствовав, как бьется под его ладонью ее сердце, Доминик понял, что не может так поступить.
В голове по-прежнему звучали слова Арабеллы. «Он был в тысячу раз лучше тебя». «…Ложь проститутки. Ведь именно это хочет услышать любой мужчина, не так ли?» Только сейчас Доминик осознал, что в глубине души глупо надеялся, что она примет его с радостью и желанием. Он хотел услышать, что в прошлом она совершила большую ошибку, но до сих пор любит его.
Доминик покачал головой, поражаясь собственной глупости. Ничего не изменилось. И никогда не изменится. Арабелла по-прежнему обладала властью над ним, по-прежнему могла причинить ему боль. И без колебаний сделала это.
Да, они заключили соглашение. Что ж, он человек слова и не допустит, чтобы Арабелла вновь оказалась на улице. Сам же больше не приедет на Керзон-стрит.
Приняв такое решение, Доминик встретил новый рассвет, занимающийся над Лондоном.
Утром в столовой Арабелла наблюдала за сыном, жадно поглощающим завтрак. После недели, проведенной на Флауэр-энд-Дин-стрит, когда они мерзли и голодали, она боялась, что ее малыш никогда не оправится. Но, видя, как он уплетает яйца с маслом и колбаски, возбужденно болтая, Арабелла почувствовала облегчение, возблагодарив про себя устойчивость детского сознания. Она погладила Арчи по волосам, слушая его рассказ о том, как он заведет себе целую конюшню, когда вырастет, хотя и понимала, что еще придется ответить на вопросы миссис Тэттон. Мать с беспокойством наблюдала за ней.
Она пыталась улыбаться и вести себя так, словно со вчерашнего вечера ничего не изменилось, хотя душу терзали унижение, смущение и непонимание. Арабелла упорно не находила ответа на вопрос, что она сделала не так. Облегчение смешивалось со злостью и стыдом.
Арчи расправился с еще двумя колбасками, а затем встал из-за стола и помчался играть в бесстрашного всадника.
– Арчи, немедленно вернись! Нельзя вставать из-за стола, когда остальные кушают! – крикнула она вслед мальчику.
– Оставь его в покое, Арабелла. Он ничего плохого не сделает. К тому же он прекрасно себя вел, несмотря на многочисленные неприятности, – произнесла миссис Тэттон.
– Да, мама, ты права, – согласилась Арабелла. – Для него это было нелегким испытанием. – Чувство вины придавливало ее к земле. Она начала верить, что воспоминания о прошлой неделе, когда Арчи голодал, никогда не оставят ее.
– Как и для всех нас, – отозвалась мать. – Я понимаю, что не следует расспрашивать о том, что происходит в спальне между мужчиной и женщиной, но… – Миссис Тэттон нахмурилась. – Мне показалось, что вчера все прошло не слишком гладко.
– Все в полном порядке, – быстро произнесла Арабелла и почувствовала, как краска приливает к щекам. Она стала любовницей Доминика. Должна была уложить его в постель, переспать с ним, доставить ему удовольствие. Во всяком случае, была готова пойти на это, как бы сильно она ни презирала себя. Однако она была совершенно не готова к тому, что Доминик, пробудив ее страсть, уйдет.
– Не лги мне, девочка. У меня по-прежнему есть глаза и уши. Я вижу, что ты сегодня бледна как мел, а глаза красны, словно ты плакала до самого утра. Я слышала, что он уехал задолго до полуночи.
– Веки немного воспалились, вот и все. И Д… – Арабелла вовремя спохватилась, что не следует называть это имя. – И да, джентльмену было нужно уйти рано. У него появились другие, более важные дела.
– В полночь? – ехидно уточнила мать. – Он пробыл здесь совсем недолго.
– Если его визиты будут коротки, нам же лучше, не так ли?
– Некоторые люди могут быть… невнимательны, спеша удовлетворить собственные… – Ее мать густо покраснела и умолкла, не в силах продолжать.
