И вот теперь каждый оттиск клише подвергается нами тщательному личному обследованию. Любой подозрительный знак тоже обводится кружочком и отсылается в цинкографию, чтобы его стерли.
Только обладая больным воображением, можно было в обыкновенной сетчатке, где по цинкографической технологии пересекались линии, увидеть свастику. Все это не могло не вызвать веселого оживления и насмешек в самой редакции. Острословы тут же окрестили это занятие «ловлей блох». Подначивая меня, громко говорили друг другу: «Не отвлекайте редактора, он ловит блох».
Так продолжалось недели две-три. А потом, не желая себя ставить в глупое положение перед коллективом, я забросил лупу и прекратил «ловлю блох», надеясь, что, если и попадет мне, авось как-то выкручусь.
Илья Эренбург запомнил этот эпизод, но в своих мемуарах понятие «ловля блох» истолковал более широко и серьезно:
«На газетном жаргоне существовало выражение «ловить блох»: после того как все статьи выправлены и одобрены, редакторы тщательно перечитывали полосы, выискивали слово, а то и запятую, которые могут кому-нибудь наверху не понравиться. Так вот, генерал Вадимов если и «ловил блох», то без лупы, часто пропускал то, что зарезал бы другой».
Прибыл в Москву с Брянского фронта наш собкор Павел Крайнов и попросил разрешения слетать к партизанам в Брянский лес. По-разному называли территорию, где действовали партизаны: «партизанский край», «партизанский район», а иногда между собой — и «брянская партизанская республика». Но больше всего этот — один из крупнейших районов партизанского движения называли «Брянский лес». Власть лесных партизан распространялась на многие области центра России.
Мы, конечно, публиковали репортажи и корреспонденции из этого края, но он заслужил, чтобы о нем рассказать побольше, — понятно, почему Крайнов сразу же получил наше согласие отправиться к партизанам. В спутники дали ему литературного секретаря редакции Александра Кривицкого.
Спецкорам повезло с первой же минуты. В этом можно убедиться, прочитав их первый очерк (из десяти опубликованных в газете) под заголовком «В Брянских лесах».
Война закрыла большие авиационные трассы, хорошо знакомые и летчикам, и пассажирам. Новые, едва приметные воздушные пути возникли в военном небе, и самые потаенные в заоблачной выси, самые скрытые из них — партизанские. Первую такую тропу в Брянские леса проложил летчик Владимир Ярошевич. Именно с ним наши спецкоры и отправились в путь.
Всего сутки пробыли они с пилотом, но он так умел рассказать о пережитом, с таким чувством юмора, что к концу полета у корреспондентов уже был материал на полный «подвал». Приведу лишь одну выдержку из первого очерка — рассказ Ярошевича о своем первом полете к брянским партизанам:
«…иду на курс, но где нахожусь, не знаю — внизу черно, как бы не проскочить. Вот, знаете, совы, они ночью хорошо видят, позавидовал тогда я этой глазастой птице. Спускаюсь до трехсот метров. Ну ни зги! Вдруг, слышу, штурман кричит:
— Володя, огни справа!
Разворачиваюсь, смотрю — точно так, все, как было условлено. Делаю круг на высоте пятидесяти метров и говорю Протасову: «Приготовь автомат на всякий случай». Сажусь умышленно подальше от огней — если обман, удерем. Кричу:
— Подходи один!
Куда там! Сразу бросаются человек двадцать. Не успел я оглянуться, а Протасов уже целуется. Меня из кабины вытащили на руках и качать начали. Вот тут я страху натерпелся, я тяжелый, сами знаете, долго ли уронить. Но все благополучно обошлось. В жизни столько я не целовался, сколько за эти двадцать минут стоянки у партизан…»
Не буду идти по следу всех очерков. Расскажу лишь о некоторых, наиболее запомнившихся мне.
Корреспонденты сидели во внешне невзрачной, но внутри обтянутой шелком немецких парашютов избе командира объединения партизанских бригад подполковника Героя Советского Союза Дмитрия Васильевича Емлютина, присматривались и прислушивались ко всему, что делается на командном пункте. И вновь им повезло.
Раздался звонок. Звонили с границы партизанского края. Докладывали, что ее перешел отряд немецких автоматчиков. Спецкоры запомнили диалог, который происходил между партизанскими постами и Емлютиным, свидетельствующий о силе духа, выдержке и тактическом искусстве партизан. Приведу его, но без деталей:
