— Что ты всё плачешь, сынок? — спрашивает мать.
— Мам, я о папе думаю, — отвечаю я. Она тут же меняется в лице. И, задумавшись, печально усмехается:
— Ты, сын, не об отце думаешь, а о мясе. Думаешь, сможешь обмануть меня, мелочная твоя душонка? Но вот сейчас я удовлетворить твои желания не могу. Человеческое чрево ублажить дорогими яствами легче лёгкого, но сразу хлопот не оберёшься. С древних времени немало героев, ублажая желудок, утратили решимость стать человеком, погубили собственные великие начинания. Не плачь, сынок, я обещаю, и в твоей жизни настанет время, когда ты сможешь наедаться мясом от пуза, а сейчас надо потерпеть, пока мы не построим дом, купим грузовик, найдём тебе жену, пусть твой ублюдочный папаша посмотрит, я тебе целого быка зажарю, чтобы ты забрался в него и выедал изнутри!
— Мам, не надо мне дома, не надо грузовика, а тем более жены, я хочу лишь сейчас наесться мяса от пуза!
Мать строго посмотрела на меня:
— А мне, думаешь, поесть как следует не хочется, сынок? Я тоже человек, так и хочется целую свинью проглотить! Но человеческая жизнь — борьба, вот я и хочу показать твоему отцу, что без него мы заживём ещё лучше, чем с ним!
— Да я лучше буду с отцом скитаться и милостыню просить, чем жить с тобой такой жизнью.
Мои слова страшно огорчили её, и она заплакала:
— Я стараюсь жить скромно и умеренно, чтобы отомстить за причинённое нам зло, и ради кого всё это? Да ради тебя, ублюдок мелкий! — А потом стала честить отца: — Эх, Ло Тун, Ло Тун, подонок ты, елдой чёрного мула деланный, всю жизнь с тобой загубила… Я ведь тоже была бы хороша, коли сладко ела бы да пила, было бы всего вдоволь, то и глаза бы блестели, и ни в чём бы не уступала этой шлюхе!
— Ты, мама, совершенно верно говоришь, — сказал я, растроганный жалобами матери, — начни ты есть мясо от пуза, то, бьюсь об заклад, не пройдёт и месяца, как ты превратишься в богиню, гораздо красивее Дикой Мулихи, тогда отец бросит её и мигом вернётся к тебе как на крыльях.
Мать подняла на меня полные слёз глаза:
— Сяотун, скажи, я правда красивее Дикой Мулихи?
— Конечно, красивее! — заверил её я.
Мать спросила:
— А если я красивее, то почему твой папаша нашёл себе эту Дикую Мулиху, с которой кто только ни забавлялся? И не только нашёл, но ещё сбежал с ней?
Я принялся отца выгораживать:
— А отец, я слышал, говорил, что не он Дикую Мулиху искал, а она его нашла.
— Какая разница! — вспыхнула мать, — Сучка не подставит, кобель не вставит; у кобеля не клеится, сучка даром стелется!
— Ты, мама, то про одно, то про другое, совсем запутала.
— Ты дурачком-то не прикидывайся, ублюдок мелкий. Давно ведь знал, что папаша твой с Дикой Мулихой шашни завёл, а всё помогал ему дурачить меня. Сказал бы мне, я бы не дала ему сбежать.
— Мам, а каким образом ты не дала бы ему сбежать? — осторожно поинтересовался я.
Мать вытаращила на меня глаза:
— Ноги бы ему отрубила! — Я испугался и в глубине души порадовался за отца. А мать всё не унималась: — Ты всё же не ответил, почему твой папаша за ней приударил, если я красивее?
— Тётя Дикая Мулиха каждый день готовит мясо, папа учуял запах, вот и пошёл.
Мать холодно усмехнулась:
— Значит, если я с сегодняшнего дня начну ежедневно готовить мясо, он может учуять запах и вернуться?
— Ясное дело, — обрадовался я, — это уж как пить дать, как станешь ежедневно готовить мясо, отец быстро вернётся, у него нюх знаешь какой: против ветра на восемьсот ли учует, а по ветру на все три тысячи. — Я агитировал мать силой всего своего красноречия в надежде, что у неё не будет оснований гневаться, что она поведёт меня на эту обжорную улочку, вытащит хранящиеся где-то деньги, накупит целую гору ароматного и нежного мяса, чтобы дать мне наесться от души, пусть я помру от переедания, но стану духом благородным, с полным животом мяса. Но мать на мои уловки не поддалась, крякнула с досады и продолжала, сидя на корточках, глодать стылый пирожок. Увидев, как безгранично я ценю её мнение, она с неохотой подошла к крайней лавке на этой улице, долго препиралась с хозяином, наплела с три короба, что наш отец умер, оставив нас, вдову с сыном, плакалась, плакалась, в конце концов, потратила на один мао меньше и купила тощий свинячий хвостик, похожий на высохший стручок фасоли. Крепко зажав его в руке, будто он мог взмахнуть крыльями и улететь, она вернулась в наш укромный уголок и вручила мне его со словами:
