— В твоих мерзких бабских руках, Ян Юйчжэнь, вся моя жизнь прахом идёт! — От моей ругани мать аж застыла, выпучив на меня глаза. Отец делано засмеялся, взял меня на руки и выбежал на улицу. Лишь когда мы бежали по двору, я услышал, как она пронзительно голосит:
— До смерти разозлил меня, пащенок этакий…
Виляя тонкими длинными хвостиками, оба поросёнка сосредоточенно рыли землю в углу стены, словно двое заключённых, задумавших прорыть подземный ход и сбежать из тюрьмы. Отец потрепал меня по голове и негромко спросил:
— А ты, негодник, откуда знаешь её имя?
Я поднял глаза на его серьёзное смуглое лицо:
— Я слышал, как ты сам говорил!
— Когда это я говорил, что её зовут Ян Юйчжэнь?
— Ты с тётей Дикой Мулихой разговаривал и сказал: «В руках этой мерзкой бабы, Ян Юйчжэнь, вся моя жизнь прахом пошла!»
Отец своей большой ручищей прикрыл мне рот и вполголоса произнёс:
— Чтобы не распускал у меня язык, паршивец, отец к тебе великодушно относится, смотри и ты не навреди мне!
От руки отца, мясистой и мягкой, сильно пахнет табаком. Такие руки у мужчин в деревне встречаются редко, а всё потому, что он полжизни бездельничал, почти не занимался тяжёлым физическим трудом. Когда он отпустил меня, я тяжело вздохнул, крайне недовольный его двусмысленной позицией. В этот момент из дома с тесаком в руке выскочила мать. Она будто нарочно привела в беспорядок волосы, и голова её больше походила на сорочье гнездо на большом тополе.
— Ло Тун, Ло Сяотун, бесстыжее черепашье отродье, — крикнула она, — пусть мне не жить, но я разделаюсь с вами сегодня, всё равно так жить дальше нельзя, вот нам всем вместе конец и придёт!
По страшному выражению её лица мы поняли, что она разошлась не на шутку и это не пустая угроза, судя по всему, она пойдёт до конца, чтобы погибнуть вместе с нами. Если женщина готова отдать жизнь, против неё и десятку мужчин не устоять, в такой ситуации выходить навстречу означает, в общем-то, погибнуть, в такой момент самое разумное — убежать. Отец мой — человек непутёвый, но ума ему не занимать: настоящий мужчина не станет срамиться на глазах у всех, он подхватил меня под мышку, повернулся и рванул к стене. Он не побежал к воротам и правильно сделал, потому что, хотя в доме у нас ничего ценного не было, мать сохранила принесённую ещё из родительского дома дурную привычку каждый вечер запирать ворота на большой медный замок. К слову, это единственное имущество в доме, которое можно было обменять на поросёнка. Думаю, когда ему невмоготу хотелось мяса, отец наверняка не раз заглядывался на этот замок, но мать берегла его, как собственное ухо, потому что его передал ей, как приданое, её отец, это был подарок, его забота о ней. Если бы отец со мной под мышкой побежал к воротам, он, конечно, сломал бы их и выскочил, но, без сомнения, долго бы возился, а в это время наши головы, как бутоны цветов, раскрылись бы под ударами материного тесака. Подбежав к стене, отец сделал кульбит и перемахнул через неё, оставив позади рассвирепевшую мать и целую кучу неприятностей. Я ничуть не сомневаюсь, что и матери ничего не стоило преодолеть эту стену, но она этого не сделала. После того, как мы вылетели со двора, она погоню прекратила, попрыгала какое-то время у стены и вернулась к дому, чтобы продолжить рубить гнилые бататы, сопровождая всё это руганью. Это был отличный способ выпустить пар — обойтись без кровопролития, после которого уже ничего было бы не исправить, и без непременно последовавшей бы ответственности по закону, но при этом почувствовать, будто кромсаешь тесаком заклятых врагов. Тогда мне казалось, что вместо гнилых бататов она представляет наши головы, но теперь, когда я вспоминаю об этом, уверен, что она видела голову Дикой Мулихи. Настоящим врагом в её душе был не я и не отец, а именно Дикая Мулиха. Она считала, что именно Дикая Мулиха соблазнила отца, а правда это или нет, сказать точно не могу. Кто задавал тон в отношениях отца с Дикой Мулихой, кто первым начал строить глазки другому, об этом известно лишь им двоим.
Договорив до этого места, я почувствовал, что сердце исполнилось какой-то необычайной теплоты, оно обратилось к женщине за статуей Духа Лошади, так похожей на мою тётю Дикую Мулиху. Она сразу показалась знакомой, но я об этом как-то не подумал. Потому что тётя Дикая Мулиха десять лет назад умерла. А может, не умерла? Или после смерти переродилась в кого-то? Или воскресла под другой личиной? В душе всё смешалось, и перед глазами всё поплыло.
