— Надеюсь, вы понимаете, что ни вам, ни Мэру это ничего не даст.
— Как ни странно, я так не считаю. А теперь вам пора идти. Под охраной, конечно.
— Куда меня поведут?
Коделл, не ответив, улыбнулся.
— Прощайте, член Совета. Вы не очень-то сотрудничали со мной, но вряд и от вас можно было этого ожидать.
Он протянул руку.
Тревиц, вставая, не подал руки. Он разгладил складки под поясом и произнес:
— Вы лишь откладываете неизбежное. Найдутся другие, которые думают как я или придут к этому в будущем. А если вы меня посадите или уничтожите, это только привлечет внимание к моим мыслям. И в конце концов, победа будет на стороне истины, на моей стороне.
Коделл опустил руку и покачал головой.
— В самом деле, — сказал он, — вы дурак.
4
Когда охранники пришли за Тревицем была уже глубокая ночь.
Почти четыре часа, с досадой перебирая в уме все случившееся, Тревиц беспокойно шагал из угла в угол роскошной комнаты в Управлении Безопасности.
Роскошной, но запертой. Камеры, как ее ни называй.
Почему он доверился Компору?
А почему бы нет? Компор во всем с ним соглашался… Нет, не так. Казалось, что его легко убедить… Нет, и это не так. Он казался глуповатым и не имевшим собственного мнения, и Тревиц охотно пользовался им как звукоотражателем. В беседах с Компором Тревиц формулировал и оттачивал свои взгляды. Компор был удобен, и только поэтому Тревиц делился с ним своими мыслями.
Но теперь поздно жалеть, что вовремя не раскусил Компора. Существует же простое правило: никому не верь.
Но как жить, никому не веря?
То, что случилось невозможно было предвидеть.
Кто бы мог подумать, что Мэр Бранно решится арестовать члена Совета, и никто из остальных членов Совета даже не пикнет. Пусть они не разделяли взглядов Тревица, пусть они готовы грудью встать на защиту дела Бранно, но должны же они, хотя бы из принципа, отстаивать свои права.
Да, Мэр Бранно действовала поистине с металлической твердостью, недаром у нее было прозвище Бранно Бронзовая.
Может быть она сама была орудием…
Нет! Так можно стать параноиком!
А все-таки…
Его мысли, бесполезно повторяясь, кружились вокруг одного и того же, пока не пришли охранники. Их было двое.
— Вам придется пойти с нами, член Совета, — серьезно и бесстрастно сказал старший.
У него были лейтенантские знаки отличия, небольшой шрам на левой щеке и равнодушный взгляд, как будто он разочаровался в своей нудной работе, чего и следовало ожидать в стране, не воевавшей уже более века.
Тревиц не сдвинулся с места.
— Ваше имя, лейтенант?
— Я лейтенант Эвандер Сопеллер, сэр.
— Вы нарушаете закон, лейтенант Сопеллер, вы не имеете права арестовывать члена Совета!
— Лейтенант ответил:
— У нас приказ. Сэр.
— Не имеет значения. Никто не может приказать вам арестовать члена Совета. За такие действия вам грозит трибунал.
Лейтенант возразил:
— Мы не арестовываем вас, сэр.
— Значит, я не обязан идти с вами?
— Нам приказано эскортировать вас до вашего дома…
— Я знаю дорогу.
— И по дороге охранять вас.
— От чего… или от кого?
— От любой толпы, какая может собраться.
— Среди ночи?
— Из-за этого мы и ждали до глубокой ночи, сэр… А теперь, сэр, в интересах вашей безопасности я прошу вас пройти с нами. Должен сказать — не в порядке угрозы, просто для вашего сведения — что при необходимости нам приказано применить силу.
Тут Тревиц заметил, что они вооружены нейронными хлыстами.
Стараясь держаться невозмутимо, он шагнул к ним.
— В таком случае, домой… Или по дороге окажется, что мы едем в тюрьму?
— Мне не приказано обманывать вас, сэр, — с достоинством сказал лейтенант, и Тревиц понял, что перед ним безупречный офицер, которого только прямой приказ может заставить солгать, но даже в этом случае его выдадут интонация и выражение лица.
Тревиц сказал:
Прошу прощения, лейтенант, я не собирался ставить под сомнение ваши слова.
Наземный автомобиль ждал их у подъезда. Улица была пустынна. Не то что толпы, не было видно ни единой души. Но лейтенант не лгал, он ведь не говорил, что на улице уже есть или собирается толпа, он упомянул лишь о толпе, «какая могла собраться».
Лейтенант пропустил Тревица вперед, чтобы тот не мог броситься в сторону и убежать. Он втиснулся в машину сразу за Тревицем и сел рядом на заднем сидении.
