– Я вижу, ребята, вы занялись настоящим делом. И выглядите вы как настоящие мужчины, – Векшин и Неволин ощутили острую необходимость надеть на себя штаны. Смущение их было велико, тем более что Елена Николаевна все-таки не выдержала и расхохоталась. Но, правда, быстро справилась с собой. Паша услышал голос Неволина.
– Павел Артемьевич, а тебе никого не напоминает наша Елена Николаевна?
Павел насколько мог, пожал плечами и посмотрел на Елену, ответившую ему долгим и немигающим взглядом.
– Ты что думаешь, и она тоже? – поразился Векшин.
И хотя Неволин не ответил, но джокондовский взгляд Елены Николаевны, убедил Пашу, что догадка чекиста имеет под собой основание.
– Не стоило бы вас освобождать, таких любвеобильных, – сухо сказала «Мона Лиза». – Впрочем, об этом – после. Господин Векшин! Давайте слазьте оттуда, а вам господин Неволин как самому отъявленному фантазеру придется еще постоять.
– Не сойду я с этого места без Сергея, – наотрез отказался выполнять распоряжение Елены Павел. – Как он все это удержит один?!
– Слазь оттуда, я говорю, – рассердилась Елена Николаевна. – Не серди меня! А за Сергея Ильича не беспокойся, с минуты на минуту ему окажут помощь.
Векшин посмотрел на Неволина. Тот кивнул ему. Паша осторожно опустил руки. Плита над ним не шелохнулась. Держась за поясницу, он спрыгнул на землю с полутораметрового постамента. Сделал шаг навстречу Елене и оглянулся. Увидел на своем обтоптанном месте каменное изваяние мускулистого бородатого мужчины с поднятыми руками. И это не вызвало в нем удивления.
Не удивился Векшин и тому, что на постаменте Неволина, рядом с ним самим, находился еще один человек. Это была женщина. И не просто женщина, а Софья Кагарлицкая. Она обвила шею Неволина руками, приникла к нему всем телом и положила голову на плечо. Глаза у Сергея были закрыты. Но, судя по напрягшимся мускулам рук и ног, вряд ли он заснул. Софья повернула голову в сторону Векшина и подмигнула ему.
Векшин сказал «тьфу!» и отвернулся. В то же мгновение он обнаружил, что находится не на городской площади, а в гостиничном номере. И, кажется, не в своем, судя по аромату духов. Из ванной комнаты слышался плеск воды. Наученный горьким опытом, Векшин на цыпочках подошел к ванной и неслышно приоткрыл дверь и увидел… женщину, кого же еще! Но разглядеть ее не успел, потому что в этот момент кто-то вцепился ему в ногу.
Сердитый и пузатый щенок вонзил зубы в штанину Векшина («Я в брюках! Слава богу!») и с увлечением вертел башкой из стороны в сторону. Паша схватил его за шкирку и приблизил к лицу. Пес сначала взвизгнул, но потом щенячий дискант перешел в рычание.
– Крестничек! Так-то ты меня встречаешь, паршивец!
– Цезарь! Иди сюда, маленький! – Лена вышла из ванной в белоснежном халате с гладко зачесанными назад волосами и была похожа сейчас на девочку-подростка с чуть оттопыренными ушами.
Она отняла у Векшина щенка, и он тут же исхитрился лизнуть ее в нос. Векшин погладил его. Почувствовав расположение хозяйки к этому человеку, Цезарь больше не рычал и даже вильнул хвостом.
– Наверное, я должен тебя отблагодарить? – спросил Векшин.
– Наверное… – прислонилась Елена к стене.
Он придвинулся к ней вплотную и потянул за пояс халата. Елена остановила его и сказала чуть более насмешливо, чем следовало бы:
– Помылся бы ты, ежик, а то ведь неизвестно, где шлялся всю ночь.
Векшин отодвинулся от нее, а память услужливо предложила картины ночных приключений.
– Ну уж тебе-то наверняка известно, где и с кем, – раздраженно сказал он.
– Жаль только, что не все твои желания в точности исполнились, – в тон ему ответила Елена.
Векшин уже давно научился преодолевать свое смущение одним усилием воли, но сейчас, под внимательным взглядом девочки-подростка, этого не получилось, и он обозлился еще больше.
– Самое главное мое желание теперь: помочь Сергею разогнать ваше осиное гнездо.
– Да-да, и чтобы уже никогда не получать по ушам за обильное слюноотделение при виде каждой мало-мальски смазливой мордашки.
– Стерва! – вырвалось у Векшина.
Ее размашистая пощечина получилась довольно звучной, и возившийся в ногах Цезарь поднял хвост и басовито залаял. Елена Николаевна ойкнула, и ее глаза еще больше потемнели.
