«Господи, боже мой! Я уже ничего не понимаю! – шлепала тапками по ковру Елена Тихонова. – Они что, уже пьянствуют вместе?! Выходит „спасибо мне за то, что я у них есть“?! А я? А со мной кто пива выпьет и поговорит, встречая рассвет? Бедная Лена… Никому ты не нужна, никто тебя не любит!»
Елена Николаевна остановилась перед зеркалом. Отражающая поверхность трельяжа с готовностью предложила на рассмотрение еще один вариант женщины в гневе. Правда, ее костюм, состоящий из одной белой блузки и шлепанцев (юбку Елена уже успела сбросить) вряд ли был уместным для проявления подобного рода эмоций. Румянец на щеках, волосы, разметавшиеся по плечам, недобрый огонек в сузившихся глазах – все это в сочетании с таким нарядом наверняка развеселило бы и саму Елену, не будь она в эту минуту занята на редкость прагматическими соображениями.
«Ну все, Елена Николаевна, конец самоанализу и лирическим отступлениям. Пора выходить в передовые ведьмы. Где тут у меня был календарик…»
До конца срока, отведенного на выполнение условий контракта с коллективом, где ее ждут и будут если не любить как человека, то уважать как личность, оставалось четыре дня. «Дура, хватит играть в кино и томно вздыхать по прошлому. Впереди вечность и упоение собой!»
Она устроилась в кресле и решительно позвонила на киностудию.
– Могу я услышать Павла Артемьевича?
– Здравствуй, а ты так и не научилась меня узнавать по телефону… Постой, я что-то не припомню, чтобы ты звонила мне первой, – откликнулся Векшин.
– Ты как вчера добрался? – спросила Елена.
– Нормально. Мне даже понравилось, – ответил Паша.
– Чувствую недосказанность в твоих словах…
– Чувственная женщина… Выходи за меня замуж!
– Векшин, ты в своем репертуаре. Делать предложение по телефону! А если я соглашусь?
Последние ее слова потонули в препротивной трескотне и жужжании. Работники местной АТС наверное были ярыми противниками института брака.
– Алло? Алло! Что ты сказала, я не расслышал? – заволновался Векшин.
– Павел, я тут много думала… – медленно заговорила Елена.
– Молодец! – одобрил Паша.
– Не перебивай меня, пожалуйста! Я собираюсь совершить поступок, противоречащий моей скромности.
– Так-так-так, – поощрил Векшин.
– Что, если мы сегодня поужинаем вместе? – предложила она.
В трубке послышался свист.
– Эй, Векшин, ты что это там?
– Я растерян, – сказал Векшин, помолчав.
– Понятно. Ну так как?
– Что? – спросил Паша.
– Векшин не выводи меня из себя, предупреждаю!
– Видишь ли, Елена!.. На самом деле, я вне себя от радости и приятного возбуждения… – подбирал слова Паша.
– Ну, давай, рожай уже, Паша!
– … и очень хочу вкусно поесть в твоем обществе. Но, понимаешь, именно сегодня я иду в хорошо известный тебе ресторан с одним человеком. – Векшин, признаться, не отказал себе в удовольствии именно так закончить эту фразу. – А вообще, я тобой восхищен, Елена Прекрасная. Ты даже перерывов не делаешь в посещении ресторанов, причем с разными сопровождающими. Извини, меня зовут, надо поработать немного. Созвонимся.
В трубке послышались гудки.
В детстве Елена часто видела сны. По всем канонам, сны эти были сказочными или, по крайней мере, фантастическими. Но маленькая Лена воспринимала все необычайные «сонные» события как должное и охотно рассказывала о них родителям, подругам и всем, кто соглашался послушать. Эти сказочные видения с вкраплениями подробностей настоящего быта обычно выводили из себя педантичную маму, заставляли отмахиваться самоуглубленного папу, не говоря уже об учителях, попадавших в неловкое положение. Сны Лена-маленькая воспринимала как часть своей повседневной жизни лет до четырнадцати.
Правда, в период бурного взросления рассказывать о своих сновидениях она уже никому не спешила. В своих «взрослых» снах Елена уже и вела себя соответственно: даже целовалась иногда с мужчинами, делая это так, как она себе представляла. Только своему дневнику с некоторых пор она поверяла теперь содержание наиболее захватывающих снов. И все чаще и чаще в этой толстой черной тетрадке стали появляться строчки, посвященные главной героине ее потусторонней жизни. Собственно, героиня эта была она сама, Лена Тихонова. Но, если в седьмом классе средней школы она была угловатым подростком, стесняющимся учителя физкультуры, то во сне она представала красивой девушкой в белом платье, у которой все получается в жизни.
