Сонины проказы - страница 5

«Что за глупая птица! — подумала Соня. — Красивая, только какая странная! На меня смотрит, точно боится, а на цыпленка — точно съесть хочет. Смешная какая!»

В это самое мгновение птица резко крикнула, бросилась на цыпленка — тот запищал только! — схватила его в когти и быстро взлетела.

Соня сидела точно ошеломленная. Маменька услышала птичий крик и прибежала узнать, что случилось. Соня ей рассказала, как птица унесла цыпленка, и прибавила, что не понимает, что это значит.

— Это значит, что ты непослушная девочка! — рассердилась маменька. — А птица, унесшая цыпленка, это коршун. Простись теперь с цыпленочком навек. А за непослушание извольте отправиться в свою комнату и остаться там до вечера. Там и пообедаете.

Соня опустила головку и грустная пошла в свою комнату. На обед нянюшка (она очень любила свою барышню и не могла видеть, когда та плачет) принесла ей супу и мясное блюдо. Соня горько плакала по цыпленку и долго вспоминала про него.

Соня была щеголихой: она любила наряжаться, ей приятно было слышать, что она хорошенькая. А она была вовсе не красавицей: у девочки было веселенькое, свеженькое и полное лицо, серые глазки, вздернутый и немного толстоватый носик, большой, вечно готовый хохотать рот. И русые волосы, но не кудрявые; ее стригли коротко, как мальчика.

Соня любила наряжаться, но была всегда просто одета: обыкновенное белое открытое кембриковое платьице с короткими рукавами, зимой и летом, довольно грубые чулки и черные кожаные башмаки. Она не знала ни шляпы, ни перчаток. Маменька думала, что дочке следует привыкнуть к солнцу и дождю, к ветру и холоду.

Но больше всего на свете Соне хотелось, чтобы волосы у нее вились. Она слышала, как однажды хвалили русые кудри ее подруги Камилы Флервиль, и с тех пор только и думала о том, как бы сделать волосы кудрявыми. Думала-думала — и придумала.

Как-то после обеда шел дождь, но было тепло, а потому не затворили ни окон, ни дверей на крыльцо. Соня стояла у дверей: мать запретила ей выходить, вот девочка и стояла, переминаясь с ноги на ногу. От нечего делать она то протягивала руку за дверь и ловила в горсть несколько капель, то вытягивала шейку, чтобы дождь попадал ей на голову. Высунув головку, она увидела, что из желоба бежит широкая струя воды. И тут вспомнила, что у Камилы волосы вьются лучше, когда их намочат.

«А что если я намочу свои? — подумала Соня. — Может быть, и у меня станут виться?»

И Соня, несмотря на дождь, вышла и стала под желоб. Ах, как весело! Вода льется на голову, на шею, на руки, на спину! Но, кажется, довольно уже, волосы все мокрые. Соня вошла в залу и принялась вытирать мокрую голову платком и взбивать волосы, чтобы они закудрявились. Платок намок в одно мгновение. Соня побежала было в свою комнату, чтобы попросить у няни другой, как вдруг ей навстречу вышла маменька. Соня остановилась как вкопанная (вымокшие волосы стояли щетинкой) и испуганно ждала, что будет. Маменька сначала изумилась, но потом, разглядев девочку, не могла не расхохотаться.

— Прекрасная выдумка! — воскликнула она. — Если бы ты видела, какое у тебя сейчас лицо, ты бы сама над собой посмеялась. Я запретила тебе выходить, а ты, по обыкновению, не послушалась. В наказание за это извольте, сударыня, явиться к обеду в этом самом виде — с волосами щетинкой, в вымокшем платье. Пусть папа и Поль полюбуются на вас. Вот платок, оботри лицо, шею и руки.

Только госпожа де Реан окончила свою речь, как вошли Поль и господин де Реан, остановились перед бедной Соней и оба расхохотались. Девочка была в отчаянии, ей было так стыдно! Чем больше Соня краснела, чем ниже опускала голову, чем несчастнее и горемычнее строила рожицу, тем смешнее казались растрепанные волосы и мокрое платье.

— Что значит этот маскарад? Кажется, нынче не Масленица[6], — заметил господин де Реан.

— Это она, наверное, придумала, как заставить волосы виться. Ей непременно хотелось, чтобы у нее были такие же кудри, как у Камилы, а та мочит волосы, чтобы они кудрявились. Соня подумала, что стоит только намочить волосы… — предположила маменька.